История развития юридической техники. Прекращение действия нормативных актов Действие нормативных правовых актов в пространстве

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

2. Элемен ты законодательной техники

Заключение

Введение

Стремительное и масштабное развитие правовой сферы общества приводит к резкому увеличению объема нормативно - правового массива. С законом повседневно соприкасаются граждане и их объединения, государственные органы и хозяйствующие субъекты. Однако качество законов остается невысоким и в немалой степени - из-за явной недооценки роли законодательной техники. В результате в процессе законотворчества и правоприменения возникает много юридических коллизий, которые могли бы быть предотвращены. Но подавляющее большинство государственных служащих, депутатов, специалистов и экспертов по-прежнему не владеют приемами законодательной техники, и их этому не обучают. Впрочем, и сама технология выработки законов требует сегодня серьезного обновления.

Цель данной работы - исследовать институт законодательной техники. Во исполнение поставленной цели мы ставим перед собой следующие задачи:

Дать понятие законодательной техники, рассмотреть данное понятие в генезисе;

Выделить и проанализировать основные элементы законодательной техники;

Рассмотреть особенности законодательной техники в Российской Федерации.

В заключение работы подвести итоги проделанному исследованию.

1. Понятие законодательной техники

В литературе по теории права законодательная техника традиционно рассматривается в контексте правотворчества в качестве одного из его элементов. Одни ученые - юристы трактуют ее как систему правил и приемов подготовки наиболее совершенных по форме и структуре проектов нормативных актов, обеспечивающих полное и точное соответствие формы нормативных предписаний их содержанию, доступность, простоту и обозримость нормативного материала, исчерпывающий охват регулируемых вопросов. Другие - как совокупность правил, средств и приемов разработки, оформления и систематизации нормативных актов в контексте источников права и правотворчества. Объектом ее является текст нормативного документа, в отношении которого законодатель затрачивает интеллектуальные усилия. Иногда различаются средства изложения содержания правовых юридических предписаний, приемы формулирования норм или положений правовых актов, средства и приемы построения правовых актов. В целом законодательная техника признается важным фактором оптимизации и эффективности законодательства.

В России вопросами совершенствования законодательства стали заниматься во второй половине XIX в. О повышенном внимании ученых и практиков к форме законов того времени говорит дискуссия, развернувшаяся в юридической литературе по поводу проекта Уложения о наказаниях уголовных 1885 г. Так, в одном из отзывов на проект писалось, что: “Ближайшее знакомство с проектом убеждает в том, что предлагаемое проектом упрощение законодательства, путем сокращения до минимума числа определений о похищении имущества, достигается за счет полноты, ясности и определенности закона. Для будущей судебной практики проект открывает перспективу целого ряда затруднений, так как текст закона слишком краток для того, чтобы ответить на все запросы права и действия жизни”

Наибольший интерес русских юристов к проблемам законодательной техники проявился в период с 1900 по 1917 г., т.е. в период, когда в России назревала буржуазная революция. В это время исследованиями техники законодательства занимались такие русские ученые, как Н.С.Таганцев, Ф.П. Буткевич, М.А. Унковский, П.И. Люблинский

Одновременно с трудами русских издавались и работы европейских ученых, таких как И. Бентам и Р. Иеринг. П.И. Люблинский в своем известном пособии “Техника, толкование и казуистика уголовного кодекса” писал, что, являясь изменчивым творением рук человека, юридический закон находит свою силу сам в себе и только в этой своей форме он является действующей, создающей порядок волей. Поэтому слово законодателя является делом, которое в совершенстве удается только человеку богоодаренному, который может создать интуитивно священный правопорядок, состоящий в живом соответствии с душой народа и реальными силами. Далее он отмечал, что искусству развивать мысль законодателя и извлекать из нее нужное содержание учит нас юридическое толкование. Но оно мыслимо только при знакомстве с теми техническими приемами, которыми пользовался законодатель, при построении своих норм. Именно поэтому П.И. Люблинский считал, что юридической герменевтике должно предшествовать изучение законодательной техники

Иной точки зрения на проблемы законодательной техники придерживался другой известный русский ученый-юрист М.А. Унковский. В одном из своих научных трудов он писал, что, несомненно, опытность в законодательной технике, извлекаемая путем долголетнего сидения на процессе разработки законопроектов, далеко выше тех познаний в этой отрасли, которыми располагают лица, недавно вступившие на поприще законодательной деятельности, каковыми в большинстве случаев являются выборные члены законодательных палат, но что такую опытность нельзя назвать достаточной, показывает уже то обстоятельство, что и те законодательные акты, которые в разных государствах выходили из-под пера законодателей до введения выборной системы в законодательные учреждения, тоже неизменно по выходе их в свет вызывали тьму недоумений, требовавших всякого рода дополнений и разъяснений, как аутентических, так административных и судебных.

Как же после этого сравнить такую, если можно так выразиться, первобытного типа опытность с тем знанием, которое возникло бы из систематического ознакомления с целой массой вызванных жизнью правовых вопросов, взятых из разных областей права, разных стран и разных эпох, и если это ознакомление происходит не попутно с делом разработки разных частных законопроектов, а преследует специальную задачу выяснения общего характера законодательно-технических недостатков законодательства, обычно являющихся причинами возникновения того или иного рода недоумений, и изобретения наивыгоднейших для целых систем законов приемов изложения их так, чтобы весь комплекс законодательных норм каждой данной страны был выражен в наиболее краткой и ясной форме? Опытность первого рода есть не более, как некоторая “натасканность” в деле законодательной техники и притом, как уже объяснено, весьма недостаточная, судя по ее результатам, тогда как знание, которое получилось бы путем вышеуказанной систематической и специальной работы, содержало бы в себе все те полезные для изложения законодательства в ясной и кратчайшей форме руководственные выводы, какие вообще представляется возможным извлечь

Вырабатывая современное определение законодательной техники нужно постоянно помнить, что ее основным назначением является решение проблем соотношения содержания и формы права. Цель ее заключается в придании законам такой формы, которая бы полностью соответствовала их содержанию и отвечала требованиям доступности, простоты и наглядности.

Следует обратить внимание на специфику юридико-технологических приемов в разных отраслях законодательства. Их различение обусловлено неодинаковым объектом и методами правового регулирования. К примеру, в конституционном законодательстве больше применяется норм - дефиниций, норм - целей и норм - принципов, а сами нормы нередко состоят лишь из диспозиций. В гражданском и уголовном законодательстве традиционной является строгая и детальная структуризация институтов и норм.

По нашему мнению, законодательная техника - это система правил, предназначенных и используемых для познавательно - логического и нормативно - структурного формирования правового материала и подготовки текста закона. В таком определении можно выделить шесть взаимосвязанных элементов: познавательно - юридический, нормативно - структурный, логический, языковый, документально - технический, процедурный.

Каждый из элементов содержит набор требований - правил, которые следует строго соблюдать. Их применение с учетом этапов движения законопроекта должно быть последовательным и взаимосвязанным.

Познавательный элемент означает определение предмета законодательного регулирования, выбор и анализ процессов, явлений и отношений, которые могут быть объектом законодательного воздействия. Оправданно исходить из следующего круга законодательно регулируемых отношений:

а) высокая социальная значимость их для общества, государства и гражданина; б) стабильность; в) первично - нормативное регулирование; г) предопределенность конституций; д) правомочность субъекта законодательной деятельности.

С этими составляющими связан и правильный выбор формы правового акта, с учетом его места в правовой системе и классификационных признаков как официальных, так и доктринальных.

Познавательный аспект подготовки закона связан с его концепцией. Это - аналитическая нормативная модель с вариантами правового поведения, с примерной структурой акта, его связями с другими актами, возможными последствиями и оценкой эффективности действия. Замена концепций всякого рода пояснительными записками и т.п. внешне упрощает процесс законотворчества, но на деле лишь обесценивает его.

В рамках концепции закона важен «набор понятий», которые предполагается использовать. Это, прежде всего, научно-юридические понятия, выработанные правовой наукой и необходимые для правильного построения закона. Их недооценка и игнорирование ведут к ошибкам и юридическим противоречиям. Далее, следует правильно применять конституционные понятия, не допуская произвольных отступлений от них.

Довольно часто понятия и термины получают признание в каком-либо законе. Нужно ли это? Традиционно в рамках системы континентального права, к которой, заметим, принадлежит преимущественно и российское право, далеко не каждый закон сопровождается набором собственных понятий. Они уже заложены в конституциях, кодифицированных актах и в научных доктринах. У нас же сейчас, напротив, наблюдается увлечение дефинициями как «визиткой» закона.

В Водном кодексе содержится 30 основных понятий - таких, как «вода», «воды», «подземные воды» и др. (ст. 1). Вряд ли в них есть специфический смысл, потребовавший нормативного выражения. В Воздушном кодексе вовсе не оказалось норм - дефиниций, кроме понятия «специально уполномоченного органа» (ст. 6). Это обстоятельство повлекло появление их в конкретных законах, принятых в рамках данной сферы.

Более правильно, во-первых, вводить нормативные понятия только в базовых законах (кодексах), во-вторых, добиваться строгой внутренней связи между нормами - дефинициями и главами, статьями закона, в-третьих, обеспечивать последовательное и правильное применение основных норм - дефиниций в других законах и иных актах.

2. Элементы законодательной техники

Анализ института законодательной техники невозможно без рассмотрения его элементов.

Юридическая терминология является традиционным элементом законодательной техники. С этим согласны практически все ученые, занимавшиеся исследованием данного вопроса. Однако, как верно заметил А.С. Пиголкин, не всякое слово, употребляемое в нормативном акте, есть термин. Термин можно определить как слово или состоящее из нескольких слов выражение, которое обозначает строго определенное понятие, ограниченное точными пределами, твердыми рамками. Юридический термин является более узким по содержанию понятием.

Большой юридический словарь дает следующее определение юридических терминов - это словесные обозначения государственно-правовых понятий, с помощью которых выражается и закрепляется содержание нормативно-правовых предписаний государства.

Более точной является следующая трактовка: юридический термин - слово либо словосочетание, с предельной точностью выражающее то или иное правовое понятие и обладающее устойчивостью, а также однозначностью (по крайней мере, стремящееся к ней).

Традиционно в научной литературе выделяется три разновидности юридических терминов:

Общеупотребительные (характеризуются тем, что употребляются в обыденном смысле и понятны всем, например закон, человек);

Специально-технические (отражают область специальных знаний - медицины, экономики, сельского хозяйства и др., например правила техники безопасности);

Специально-юридические (обладают особым правовым содержанием).

С.С. Алексеев считает, что к законодательной (юридической) технике принадлежат лишь специально-юридические термины.

Юридические термины можно классифицировать по следующим основаниям:

1) по источнику возникновения: русскоязычные и иностранные;

2) по степени конкретности: требующие толкования и однозначные;

3) по степени сложности: односоставные и многосоставные.

Использование юридических терминов в законодательных актах должно отвечать определенным требованиям.

Ясность, т.е. правовые нормы должны быть понятны всем, к кому они адресованы. Содержание юридического термина должно быть понятно правоприменителю, термин не должен вызывать неоправданных усилий как для уяснения, так и для разъяснения его содержания. Каждый применяемый в праве термин в идеале должен иметь свое, и только свое, оригинальное и притом единственное значение. Как правило, неясный термин появляется в законодательстве в результате механического переноса этого термина в его общелингвистическом значении в нормативный акт (т.н. модель лексико-семантического образования термина) и игнорирования законодателем разницы между общеязыковым и специально-правовым значениями данного термина. Вследствие этого обычно возникают логические нарушения в тексте нормативного акта.

Очевидно, что в целях обеспечения ясности термина разработчики текста законодательного акта должны следовать правилу, согласно которому любой термин, употребляющийся в тексте акта, презюмируется в своем общелингвистическом значении, если самими же разработчиками не определено иное и не дана иная дефиниция конкретного термина.

Однозначность, т.е. один и тот же термин должен употребляться в том или ином нормативном правовом акте только в одном значении. В тексте закона следует использовать простые слова, термины и фразы, широко употребляемые в обычном обиходе и легко воспринимаемые людьми.

Устойчивость, т.е. термин должен сохранять свой особый смысл в каждом новом нормативном правовом акте.

Единство терминологии, т.е. используемые термины должны быть тождественны и не противоречить терминам, содержащимся в других нормативных правовых актах.

Элементом законодательной техники является нормативная структуризация текста закона. Имеется в виду четкая последовательность операций. К ним следует отнести действия по выработке композиции акта, установлению его составных частей, формулированию названий (заголовков) правовых предписаний (норм), использованию отсылок и других норм «юридических связок», определению способов и порядка вступления акта в силу, отмены и изменения других правовых актов. Поясним сказанное более подробно.

С учетом многолетней практики и научных разработок можно рекомендовать следующие правила для выработки структуры закона: выделять в законе в качестве его составных частей заголовок, преамбулу, нормативные предписания, заключительные и переходные положения. Это могут быть главы и статьи; разделы, главы и статьи; части, разделы, главы и статьи. Подобное членение предопределяется объемом нормативного материала, но при условии того, что первичной клеткой служит правовая норма. Именно ее оформление должно быть критерием. Статьи лучше разделять на пункты с нумерацией.

Следует отразить набор юридических правил поведения как формул правомерного и неправомерного поведения. Вопрос о классификации правовых норм разработан в юридической литературе. Однако до сих пор допускаются ошибки.

Примером неудачного формулирования нормы может служить ст. 6 «Единая система газоснабжения» Федерального закона «О газоснабжении в Российской Федерации». В ней подробно описывается, что представляет собой Единая система газоснабжения, в чьей собственности она находится, как регулируется государством. «Раздутая» норма - дефиниция поглотила ряд конкретных норм - предписаний.

Весьма важен в законодательстве вопрос об отсылках. С их помощью обеспечиваются системные связи между нормами и актами. На практике, к сожалению, допускается немало ошибок в определении видов отсылок. Сделаем по этому поводу следующие пояснения.

Допустимы отсылки к нормам закона, когда нужно обеспечить связь между его общими и конкретными, специальными положениями. Отсылки к правовым актам более высокой юридической силы оправданы тогда, когда надо выявить правообразующий источник данного закона. Возможны отсылки к международным актам, ратифицированным и одобренным Россией и накладывающим на нее обязательства, требующие для их исполнения принятия внутригосударственных актов. Отсылки к актам низшей юридической силы оправданы тогда, когда необходимо удлинить «правовую связь» и определить основания для издания нового закона или дать поручение принять подзаконный акт.

По своему объему отсылки могут быть сделаны к конкретному закону в целом либо его части, к закону в широком смысле, к законодательству. Они касаются как действующих, так и предполагаемых правовых актов. Причем во всех случаях нужно соблюдать меру, не допуская ошибок в выборе их видов, а также избыточности, игнорирования или недооценки.

Законодательная техника включает и такой элемент, как язык закона. Речь идет о более широком явлении языка права как особого логико - лексического строя речи. Данная проблема получила разработку в юридической литературе. Это - понимание юридического языка как специфического, слова в котором образуют предложения, составляющие емкие юридические формулы. Краткость, концентрированность, однозначность, простота понимания - важнейшие требования к такого рода языку. С другой стороны, следует строго соблюдать «языковые запреты» - избегать метафор и образных выражений, архаизмов и диалектизмов, иностранных слов и терминов, упрощений и условных словосочетаний. Предписания лучше выражать посредством долженствующе - предписывающего и констатирующе - предписывающего способов.

Для законодательной техники характерен и такой элемент, как правовая логика. Вообще логика в праве как для юристов - ученых, так и для практиков, является абсолютно необходимым знанием. Верно отмечается необходимость использования формальной логики в правотворческом процессе, когда правильное применение закона тождеств позволяет избегать полисемии (многозначности) и других нарушений. Не менее важен логический закон непротиворечия, закон исключенного третьего, закон достаточного основания.

Элементом законодательной техники является и набор средств документального оформления законопроекта. К ним относятся: четкий заголовок (наименование), общая нумерация, обозначение частей статей арабской цифрой или буквой, обозначение даты принятия закона Государственной Думой и одобрения Советом Федерации, подписания закона Президентом РФ, удостоверение подлинности текста, регистрационный номер и др. Все это важно в условиях применения информационных технологий в законодательном процессе.

Элементом законодательной техники является соблюдение процедурных правил подготовки законопроекта. Кратко отметим в данной связи основные моменты и последовательность соблюдения подготовительных процедур:

а) подготовка первоначального текста;

б) обсуждение и согласование текста;

в) получение заключений;

г) подготовка требуемых документов - пояснительной записки, финансово - экономического обоснования, заключения Правительства РФ (ч. 3 ст. 104 Конституции РФ), перечня изменяемых и отменяемых актов федерального законодательства и др. (ст. 105 Регламента Государственной Думы);

д) внесение законопроекта в установленном порядке;

е) учет иных требований регламентов.

На формирование и устойчивое применение правил законодательной техники влияют способы придания им обязательной силы. Пока субъекты законодательной инициативы пользуются «своими» правилами. В Совете Федерации используется «Словарь юридических понятий», в Государственной Думе ведется электронная база данных «Закон», создан электронный архив документов. Есть справочники по оформлению актов федеральных органов государственной власти. Напомним, что в прошлом Минюст СССР принимал методические рекомендации о порядке подготовки законодательных и правительственных актов. Сейчас некоторые министерства имеют собственные правила такого рода.

Нарушения требований и правил законодательной техники нередко служат основанием для вето Президента РФ на принятые федеральные законы. Как отмечают специалисты, противоречивые термины, невнесение изменений в действующие акты, грамматические и логические ошибки, противоречия между нормами разных законов дают повод для таких президентских действий. Правильное парламентское реагирование на них, конечно, способствует улучшению качества законов.

В законах субъектов Российской Федерации подчас наблюдается чрезмерное разнообразие не только с точки зрения их содержания, но и составления самих текстов. Обилие норм - дефиниций, дублирующие и путаные термины, произвольная структуризация текста, сомнительные обозначения частей закона, неудачное формулирование правовых норм, игнорирование системных связей, ошибочные ссылки, отсылки - таковы наиболее типичные технико-юридические недостатки.

Например, Закон Калужской области от 27 июня 1996 года «О статусе работника социальной службы Калужской области» содержит преамбулу, представляющую собой своего рода резюме закона. В ст. 1 содержится определение социальной службы, хотя есть ст. 2 об основных понятиях и определениях. Одни статьи разделены на пункты с номерами, а другие - на абзацы. Закон состоит из четырех разделов и 18 статей, причем название раздела II «Принципы и основы» весьма двусмысленно. Закон Челябинской области «О радиационной безопасности населения Челябинской области» перегружен понятиями и определениями - их 30. Все статьи с заголовками нумерованы, внутреннее деление - цифровое и буквенное. Статьи законов Ямало-Ненецкого автономного округа нередко не имеют заголовков.

В региональных законах стали появляться приложения к ним. Такова законодательная практика Воронежской области и Санкт-Петербурга. Например, в Законе Санкт-Петербурга от 5 мая 1999 года «О зоне экономического развития «Кронштадтская» пять статей. Первая - о создании зоны, вторая - о ее территории, третья - об утверждении Положения о зоне, которое дано в приложении к Закону, четвертая - о поправках Закона о налоговых льготах.

3. Недостатки законодательной техники Российской Федерации

Во времена СССР немало правовых актов, по значению не уступающих законам, принималось на уровне Правительства, а в ряде случаев - в виде совместных постановлений партийных и советских органов. В конце 1980-х годов этот порядок стал преодолеваться, так что законодательный процесс получил гораздо большее распространение. В Российской Федерации эта тенденция продолжается, однако само качество законов оставляет желать много лучшего. Ниже приводятся некоторые типичные недостатки, присущие нынешней законодательной технике.

Анонимность законодательных актов. Принятые законы лишены сведений относительно их авторов, разработчиков, инициаторов, которыми могут быть отдельные лица, коллективы, организации. В ряде случаев это затрудняет не только их наименование, но (что много важнее) их понимание, толкование, пользование. Кроме того, анонимность снижает ответственность указанных лиц за должную разработку законов, способствует представлению на рассмотрение в законодательные учреждения проектов законов в сыром виде. К сожалению, в недоработанном виде они нередко поступают и на окончательное утверждение.

Язык законов. Названия некоторых законов неоправданно растянуты, поэтому ссылаться на их титулы бесполезно. Так, титул известного Закона №122 («О монетизации льгот») занимает полстраницы. Одно это делает его наименование непередаваемым. К тому же изложено оно таким языком, который невозможно понять ни с первого, ни с третьего чтения.

Законодатели нередко забывают, что законы пишутся не для одних исполнителей, но, прежде всего, для народа. Поэтому язык закона должен быть понятен простым людям, а не только специалистам.

Невразумительность закона. В главе IV Земельного кодекса об отводе земель для капстроительства применяется понятие «предварительное согласование» в отношении земельного участка, предназначенного для застройки. Объяснение этому понятию не дается; остается неясным, существует ли «окончательное согласование», а если существует, то в каком порядке оно производится, относится согласование только к выбору земельного участка или также к (предварительному) утверждению проекта строительства. Ст. 31 о выборе участка под застройку начинается с процедуры его выбора. При этом не делается различия для ситуаций, когда земля свободна (например, числится в гос. запасе) и когда ею кто-то владеет. Остается неясным, применяется ли процедура предварительного согласования для случая, когда застройщик уже владеет землей. В ст. 31 (8) содержится предупреждение «собственнику», чтобы он не застраивал земельный участок, в отношении которого состоялось предварительное согласование. Надо думать, имеется в виду собственник земли, посторонний для застройщика. Но поскольку прямо это не указано, текст закона оказывается невразумительным. Предварительное согласование возлагается на «исполнительный орган гос. власти или на орган местного самоуправления». К кому из них надо обращаться, если земля находится в (посторонней) частной собственности, - загадка. Как быть, если эти органы не реагируют на просьбы заявителей - тоже неясно.

Неясно, кому должны «покровительствовать» указанные органы, давая согласие на «предварительное согласование», - ведь не могут же они выносить положительные решения в отношении любых ходатайств! В законе должно быть указано, что положительных решений могут ожидать те заявители, проекты которых имеют важное публичное значение. В США законы штатов прямо называют те организации (например, трубопроводные компании), чьи домогательства в отношении чужих земель оправданны общественной значимостью проектируемых объектов.

Смешение понятий, неточность терминов. К языковым погрешностям примыкает смешение понятий и неточность используемых терминов. Так, ст. 123 Водного кодекса РФ 1995 года устанавливает систему платежей за пользование водными объектами. В числе первых называется плата за пользование водными объектами, и тут же эта плата расшифровывается как «водный налог». Тем самым хозяйственный платеж (неясно, в чью пользу) подменяется налоговым. Эта подмена является совсем не безобидной, ибо налоговые органы по своей природе не приспособлены взимать плату за водопользование (точно так же, как за добычу полезных ископаемых или за заготовку древесины - хотя то и другое возложено на них по закону).

В горном законодательстве разведочное бурение приравнивается к пользованию недрами, хотя это «пользование» требует от геологических организаций одних расходов.

Неясность используемых понятий. Поскольку в законах приходится использовать специальные термины, последние требуют разъяснения. Такое разъяснение содержится в ряде законов - либо в статьях, где эти термины употребляются, либо оно выносится в особую статью (если специальные термины применяются во многих статьях закона). Однако создаваемые таким образом глоссарии не всегда полны, поэтому в статьи законов попадают специальные термины, которые нигде не разъясняются.

Уже даваемые разъяснения не всегда квалифицированны. В том же Водном кодексе ключевое для водного хозяйства понятие «водный объект» в ст. 1 разъясняется как «сосредоточение вод на поверхности суши в формах ее рельефа либо в недрах, имеющее границы, объем и черты водного режима». В этом определении требует объяснения само разъясняющее понятие - водный режим. Кроме того, не указаны важнейшие черты водного объекта, отделяющие его от колодца, временного водоема и водотока или же от накопителя промстоков, отстойника, болота, лужи: его хозяйственная и (или) экологическая ценность и его способность обслуживать общественные нужды. Эти последние характеристики имеют не только уточняющее значение для правового регулирования, но и законодательную особенность: вопрос о хозяйственной или иной ценности того или иного скопления воды не может решаться на федеральном уровне, откуда следует необходимость расширения компетенции регионов в отношении вод.

Засоренность законов чуждым материалом. Основным содержанием законов должны быть права и обязанности - как материальные, так и процессуальные (процедурные). Практика допускает внесение в законы общих деклараций, хотя возможность «вывода» из них путем толкования прав и обязанностей является спорной.

Но многие законы содержат не столько указанную «правовую материю», сколько «учебный материал», служащий для того, чтобы сами законодатели смогли уяснить себе предмет регулирования и задачи регулирования, которые они перед собой ставят. Тем самым они путают закон с пояснительными записками и другими документами, которыми должен сопровождаться процесс законотворчества.

Нередко статьи закона содержат только идеи на тему о том, «как должно быть». При этом не указывается, кто и как должен осуществить эти идеи и каковы санкции в случае неисполнения (ненадлежащего исполнения). Такие статьи по сути являются декларациями о намерениях и не должны загромождать текста закона.

Пределы закона. Законодатели не всегда ставят перед собой вопрос, способен ли закон справиться с той проблемой, которая их волнует. Если предмет регулирования слишком разнообразен и не поддается формальному определению, то (можно сказать) он «недоступен» для закона.

Выход из положения здесь заключается в том, чтобы регулирование производил не закон, а более узкий (специальный) документ, например профессиональный кодекс. Примером может служить недавнее соглашение руководителей телевизионных каналов сократить (устранить) сцены насилия в своих передачах.

От законодателя (возможно) требуется принятие общего правила, что при рассмотрении в судах (или административных инстанциях) подобных дел, судьи принимали во внимание обычаи и правила, принятые на профессиональном уровне в данной сфере общественных отношений, как это сделал Гражданский кодекс в отношении обычаев делового оборота (ст. 5).

Отрасли права, стыковка норм и коллизии права. Группировка законов в особые отрасли права происходит обычно в тех случаях, когда законы, имеющие общий предмет регулирования, объединяются в кодекс. Например, земельные законы получили очертания отрасли права с принятием в 1922 году Земельного кодекса РСФСР (и земельных кодексов других республик). Кодекс помогает пользователю обозреть в одном документе всю группу интересующих его законов, а законодателю - проверить их взаимное соответствие и найти пробелы. К сожалению, не принято снабжать кодексы предметными указателями, хотя это облегчило бы пользование ими.

Некоторые кодексы, например Гражданский, содержат указание, что нормы гражданского права, принятые в других законах, должны соответствовать ГК (ст. 3). Однако «сверки» соответствующих законопроектов с ГК часто не происходит. Так, Минэкономразвития разработало в 2005 году концепцию (и проект закона) об автономных учреждениях в сфере медицины, образования, спорта и др., имея в виду добиться их самоокупаемости и освобождения гос. бюджета от их полного финансирования <*>. При этом оно проигнорировало, что в ГК нет понятия автономного учреждения и что в случае признания такового о нем надо упомянуть в ГК. Кроме того, оно не приняло во внимание, что ГК определяет права и обязанности («просто») учреждений и что в случае появления в законодательстве еще автономных учреждений потребуется разграничить эти структуры от уже известных учреждений. В противном случае неизбежны путаница, споры и конфликты на всех уровнях.

Для лучшей стыковки законов, имеющих отношение к нескольким отраслям права, практикуется такой прием, как перекрестная ссылка родственных законов друг на друга. Такие взаимные ссылки, явно или подразумеваемо, присутствуют, например, в ГК и в Земельном кодексе РФ. Возможен вариант переноса (заимствования) норм из одного Кодекса в другой. Но в ряде случаев оба этих способа игнорируются. Иногда же отношения, которые могут регулироваться смежными отраслями права, попросту обходятся стороной.

Так, при составлении Жилищного кодекса РФ был почти полностью обойден «земельный вопрос», хотя немалые проблемы существуют и с благоустройством домовладений, и с их границами, и с самовольным размещением во дворах гаражей и других объектов, и с сервитутами (правом прохода и проезда посторонних лиц). Жилищный кодекс не использовал сам термин «домовладение»; насколько известно, это было сделано сознательно, «чтобы не вторгаться» в смежные отрасли права.

Такая позиция целиком порочна. Во-первых, никто не запрещал авторам ЖК обогащать земельное и гражданское законодательство, поскольку новые нормы не входили бы в противоречие с уже принятыми. А во-вторых, авторы ЖК не учли концепцию главной вещи и ее принадлежности, которая присутствует как в Гражданском, так и в Земельном кодексе. Согласно этой концепции двор (равно как и подземное хозяйство, обслуживающее дом) является принадлежностью жилого дома. Двор составляет с домом хозяйственный комплекс, который подлежит правовому регулированию как единое целое.

Подготовка законопроектов: уяснение фактического положения вещей. Хотя авторы законопроектов обычно знают (хотя бы в общих чертах) предмет регулирования, они прибегают к помощи экспертов. Однако так бывает далеко не всегда. Кроме того, даже если эксперты привлекаются, во многих случаях этого недостаточно, ибо сами эксперты обычно бывают специалистами в сравнительно узких областях, не покрывающих всей сферы действия законопроекта.

В России не практикуются принятые в других странах так называемые Парламентские слушания, материалы которых публикуются. Этот последний прием позволяет не просто выслушать мнение сведущих лиц. Он дисциплинирует последних, заставляя более тщательно готовить и фактический материал, и свою аргументацию, представляемую на Слушание. Кроме того, с опубликованными фактами и мнениями имеют возможность знакомиться иные заинтересованные лица, в том числе и те, кто может повлиять на ход обсуждений.

В настоящее время ощущается бедность литературы, освещающей ту или иную область общественных отношений; это затрудняет полноценное обсуждение представленных законопроектов. Например, при подготовке (недавно принятого) Жилищного кодекса весьма пригодилось бы освещение опыта управления домовым хозяйством со стороны нынешних ЖСК, ТСЖ, а равно прежде существовавших ЖАКТов, однако книги или брошюры на эту тему не известны. Многим, даже специалистам, не известен опыт взаимоотношений нынешних жилищных организаций с коммунальными службами, обслуживающими жилищное хозяйство. Так, не известны формы типовых договоров, которые применяются в этих случаях.

По-видимому, при подготовке такого ответственного документа, как Жилищный кодекс, следовало бы заказать сведущим авторам или учреждениям серию брошюр с освещением накопленного опыта. Только в этом случае можно было надеяться, что новый закон не упустит важных нерешенных проблем и не предложит таких решений, которые расходились бы с фактическими обстоятельствами.

В этом же свете следует рассматривать такой давно зарекомендовавший себя (но редко применяемый) метод, как публикация законопроектов, - в целях сбора дополнительной информации, а также аргументов «за» и «против» предложенных там решений.

Вторжение федеральных законов в компетенцию местных властей. Политики и публицисты много раз указывали на несоответствие ряда региональных законов Конституции и законам РФ. Вместе с тем в стороне остается тот факт, что большое количество федеральных законов в нарушение ст. 130 и 131 Конституции РФ и п. 2 ст. 11 Земельного кодекса РФ вторгается в компетенцию местных властей.

Например, тот же Земельный кодекс РФ диктует местным властям, как им следует оценивать свои земли, кому и при каких обстоятельствах они должны ее продавать и т.д.

Полезен и весьма поучителен зарубежный опыт законодательной техники. Во многих европейских странах много лет устойчиво применяются правила, касающиеся не только способов оформления законодательных текстов, но и подготовки их с точки зрения правильного выбора предмета регулирования и формы акта. Соответствующие требования получили общеобязательное признание. Так, 10 июня 1991 года федеральный министр юстиции Германии утвердил «Справочник по вопросам соответствия законов и постановлений действующему праву и их единообразного оформления». В рекомендациях даны характеристики критериев определения предмета регулирования, понятия, основных и вспомогательных средств, формулировок правовых предписаний, порядка составления первичного закона и изменительного закона, правовых постановлений и обнародования новых редакций законов.

В Польше, Франции, Чехии, Венгрии действуют технико-юридические правила, содержащиеся либо в регламентах парламентов, либо в специальных документах правительств и министерств юстиции. Своеобразной унификации в данной сфере способствуют рекомендации Европейской Ассоциации содействия законодательству, глоссарии Совета Европы по вопросам местного самоуправления и др.

Что целесообразно сделать? По нашему мнению, следует решить комплекс вопросов:

а) разработать и утвердить постановлением Правительства РФ «Общие правила законодательной техники». Это позволит обеспечить ту меру единообразия, которая будет способствовать повышению качества всех законодательных актов;

б) ускорить принятие Федерального закона «О нормативных правовых актах» (после первого чтения), в котором должны быть базовые характеристики законов. Тем самым будут заложены основы официальной системы подготовки текстов правовых актов;

в) завершить работу над Классификатором правовых актов, которая ведется уже несколько лет;

г) ввести обучение кадров государственных служащих и депутатов основам законодательной техники. Это может быть сделано в системе повышения квалификации, ИПК и т.д. Возможен такой спецкурс и в юридических вузах;

Таким образом, проблемы законодательной техники приобретают актуальное значение в условиях растущего объема законотворчества и сложного процесса правоприменения. Их эффективное научно - практическое решение крайне необходимо.

Заключение

законодательный техника право коллизия

понятие законодательной техники,

элементы законодательной техники.

В целом законодательную технику можно определить как систему исторически сложившихся, основанных на достижениях теории права и проверенных практикой нормотворчества правил, приемов и средств, применяемых государственными органами в процессе построения кодексов, отдельных законов, статей и их элементов, в целях дальнейшего совершенствования их формы. Вырабатывая современное определение законодательной техники нужно постоянно помнить, что ее основным назначением является решение проблем соотношения содержания и формы права. Цель ее заключается в придании законам такой формы, которая бы полностью соответствовала их содержанию и отвечала требованиям доступности, простоты и наглядности.

Основными правилами законодательной (юридической) техники являются: единство содержания правовой нормы и формы ее выражения; логическая последовательность изложения, взаимосвязь нормативных предписаний, помещаемых в акте; отсутствие внутренних противоречий; максимальная компактность изложения норм права при глубине и всесторонности отражения их содержания; ясность и доступность языка нормативных актов; точность и определенность формулировок и терминов, употребляемых в законодательстве.

Важнейшее из правил юридической техники состоит в единстве содержания правовой нормы и формы ее выражения. Согласно этому правилу норма права должна быть изложена посредством нормативных правовых предписаний, правовых формул различных видов, позволяющих единообразно и однозначно понимать ее содержание. Однако данное правило выполняется не во всех проектах технических регламентов. Так, в большинстве проектов предусмотрено недостаточное количество норм императивного характера, закрепляющих юридически обязательные конкретные минимальные требования безопасности. Законопроекты в большинстве случаев отсылают к различного рода технологическим регламентам, инструкциям, технической документации, техническим файлам, предполагая установление в указанных документах норм о безопасности, но не раскрывая их природу.

Следует всесторонне готовиться к разработке и принятию нового закона, который должен быть событием в общественной жизни, становиться в ней поворотным явлением в группе однородных проблем. Это означает инвентаризацию нормативной правовой базы, выяснение ее отрицательных и положительных сторон, причин слабой эффективности. Для действия нормативного правового акта нужен срок, необходимый для изучения и освоения акта должностными лицами и иными правоприменителями, внедрения его в практику, накопления опыта соблюдения, начала анализа и обобщения с целью устранения возможных пробелов, противоречий, коллизий и иных недостатков.

Список использованной литературы

1. Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 2. М.: Юридическая литература, 1982.

2. Башмаков А. Законодательная техника и народное право // Журнал Мин. юстиции. 1904. № 1.

3. Бентам И. Тактика законодательных собраний. - СПб., 1907.

4. Большой юридический словарь / Под ред. А.Я. Сухарева, В.Д. Зорькина и др. М.: ИНФРА-М, 1998.

5. Буткевич Ф.П. Гражданское уложение. Система и план кодификации законов. - Варшава, 1905.

6. Власенко Н.А. Язык права. Иркутск, 1997.

7. Законодательная техника / Под ред. Ю.А. Тихомирова. М., 2000.

8. Ивлев Ю.В. Логика для юристов: Учебник. Изд-во «Юридический колледж МГУ», М., 1996.

9. Иеринг Р. Юридическая техника. - СПб., 1906.

10. Конституционное законодательство России. М.: Городец. Формула права, 1999.

11. Люблинский П.П. Техника, толкование и казуистика уголовного закона. // Записки юрид. фак. Петроградского университета. - П., 1917. Вып. V. С. 2.

12. Люблинский П.П. Техника, толкование и казуистика уголовного закона. // Записки юрид. фак. Петроградского университета. - П., 1917. Вып. V

13. Общая теория государства и права. Академический курс в 2-х томах». Т. 2. Теория права. М., 1998.

14. Общая теория права. М.: Изд-во МГТУ им. Н.Э. Баумана, 1995.

15. Окуньков Л.А., Рощин В.А. Вето Президента, М.: Городец. Формула права, 1999.

16. Пиголкин А.С. Подготовка проектов нормативно-правовых актов. М.: Юридическая литература, 1968.

17. Поленина С.В. Качество закона и эффективность законодательства // Советское государство и право. 1987. N 7.

18. Свод замечаний на проект Особенной части уголовного уложения, выработанный редакционной комиссией (Замечания на главы проекта о повреждении и похищении имущества). - СПб., 1890. Т. 4.

19. Сорокин В.В. О систематизации переходного законодательства // Журнал Российского права. 2001. N 7.

20. Таганцев Н. С. Русское уголовное право. - СПб., 1902. Т. 1

21. Теория государства и права. М., 1997.

22. Тихомиров Ю.А., Котелевская И.В. Правовые акты. М.: Юринформцентр, 1999.

23. Унковский М.А. О неясности законодательства, как общественном бедствии, и о ближайших путях к ее устранению. - СПб. 1913.

24. Шугрина Е.С. Техника юридического письма. М.: Дело, 2001.

25. Язык закона. М.: Юрид. лит., 1990.

Размещено на Allbest.ru

...

Подобные документы

Понятие, основные принципы и стадии законотворчества как деятельности компетентных органов государственной власти, методы его осуществления. Качество и эффективность реализации правотворческого процесса. Особенности использования законодательной техники.

курсовая работа , добавлен 30.10.2015


Правотворчество как процесс целенаправленного формирования и юридического закрепления государственной воли в источниках права. Виды правотворческой деятельности в Российской Федерации. Основные стадии правотворческого процесса. Законодательная техника.

реферат , добавлен 20.05.2010


Система права. Законодательная техника (юридическая техника). Правотворческий процесс. Нормативный правовой акт. Правой обычай. Норма права. Политическая система. Государственный аппарат. Функции государства. Политический (государственный) режим.

шпаргалка , добавлен 04.06.2002


Действие нормативно-правовых актов во времени и в пространстве. Основные отрасли российскою права. Конституция Российской Федерации - основной закон государства. Система органов государственной власти в Российской Федерации.

шпаргалка , добавлен 01.01.2007


Совокупность правовых норм, регулирующих определенный вид общественных отношений как отрасль права. Анализ системы права Российской Федерации. Предметы и методы правового регулирования. Классификация основных отраслей права Российской Федерации.

реферат , добавлен 27.05.2012


Общая характеристика, понятие и действие нормативных правовых актов и их видов. Правотворчество, законодательная техника, внутренняя и внешняя формы права. Нормативные правовые акты как единая гиперсистема, охватывающая все сферы жизни общества.

курсовая работа , добавлен 21.07.2011


Понятие и особенности реализации норм Конституционного права. Методы добровольного соблюдения, договорного решения и государственно-властного предписания. Ответственность за их несоблюдение. Коллизии в Конституционном праве и механизм их разрешения.

реферат , добавлен 05.05.2012


Классификация коллизий норм и нормативных правовых актов в праве Российской Федерации. Пути преодоления коллизий юридической ответственности (на примере коллизии (конкуренции) норм, предусматривающих административную и уголовную ответственность).

курсовая работа , добавлен 22.09.2015


Понятие и особенности реализации права, основные субъекты и объекты данного процесса. Реализация юридических норм путем использования, исполнения, соблюдения и применения права. Характеристика правоприменительных актов. Анализ пробелов в законодательстве.

курсовая работа , добавлен 26.12.2012


Понятие, предмет, методы правового регулирования налогового права, его роль и значение в системе финансового права. Основные источники данной отрасли права, объекты и субъекты. Элементы налогообложения и специальные режимы, ответственность за нарушения.

Вопросам законодательной техники в последнее время уде­ляется самое серьезное внимание со стороны советских ученых-правоведов247. И ϶ᴛᴏ не случайно. Советское законодательство с середины 50-х годов начало интенсивно обновляться. Разработ­ка большого количества новых законопроектов, существенное обновление ранее действовавших нормативных актов, а также дальнейшее совершенствование уже изданных правовых норм с неотвратимостью поставили проблему юридической техники как чисто практический вопрос. А. С. ГХиголкин отмечает: «За­конодательная техника играет важную роль в правотворчестве. От нее во многом зависит степень совершенства законодательст­ва, эффективность его действия, доходчивость нормативных ак­тов, правильное их понимание и применение»248.

Сегодня вопросы правовой культуры и правового уровня заняли должное место в системе мероприятий по комму­нистическому воспитанию трудящихся. У народных масс повы­шается интерес к законотворчеству, значительно выросла право­вая инициатива, а вместе с тем и уважение к закону. Но все ϶ᴛᴏ одновременно ведет к усилению требований, предъявляемых к закону не только с позиции содержания, но и формы, что

i247 Д. А. Керимов, указ, соч.; А. А. Ушаков. Очерки советской за­конодательной стилистики. Пермь, 1967; О. Э. Л е й с т, указ. соч. Кроме ϶ᴛᴏ­го, опубликован ряд статей, в кᴏᴛᴏᴩых авторы так или иначе касались проб­лем юридической (законодательной) техники. К примеру, А. Н. Игнатов. Совершенствование Особенной части УК РСФСР. «Советское государство и право», 1972, № 5; А. С. П я гол хин. Совершенствование законодательной техники. «Советское государство и право», 1968, № 3; С. С. Алексеев. Общая теория социалистического права, вьш. 3. Свердловск, 1965, разд. «Юри­дическая техника»; М. И. Ковалев. О технике уголовного законодательст­ва. «Правоведение», 1962, № 3; Д. А. Ковач ев. О понятии законодательной техники. Ученые задиски, вып. 18. М., ВНИИСЗ, 1969.

248 А. С П и г о л к и и. .Совершенствование законодательной техники, стр. 50.

в ϲʙᴏю очередь с неизбежностью должно возвысить роль и зна­чение юридической техники. Команда «Вперед!», данная совре-- менностью законодательству, потребовала от лиц, непосредст­венно работающих над законопроектами, повышения их техни­ко-юридического мастерства. А широкое участие народных масс в обсуждении данных проектов сделало нетерпимым всякую халат­ность, поспешность и неумелость в обращении с законами.

В Отчетном докладе Центрального Комитета КПСС XXIV съезду партии Генеральный секретарь ЦК Л. И. Брежнев ука­зал, что партия придает большое значение соваршенствюванию советского законодательства249. При этом трудно усовершенство­вать что-либо, не обладая современным инструментом, пригод­ным для такой операции.

Сегодня вопросу эффективности уголовного права придается огромное значение, и ϶ᴛᴏ не случайно, так как целесооб­разность существования правового института, отрасли права и всей правовой системы можно объяснить только способностью определенным образом эффективно регулировать обществен-ные отношения в направлении, кᴏᴛᴏᴩое наиболее всего отвечает интересам социалистического государства.

Основными из проблем эффективности уголовного законода­тельства применительно к уголовному закону как таковому яв­ляются: а) проблема выбора из всей массы возможных челове­ческих поступков тех, кᴏᴛᴏᴩые представляют собой действи­тельную общественную опасность и требуют именно уго­ловно-правового регулирования; б) проблема оценки степени общественной опасности данных поступков, а следова­тельно, установление ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующей системы и дозировки на­казания; в) проблема регламентации применения норм уголов­ного права, т. е. назначения и оϲʙᴏбождения от наказания - вопросы вины, вменяемости, стадий совершения преступления и т. д. При ϶ᴛᴏм все названные проблемы имеют ϲʙᴏю содержа­тельную и формальную стороны1.

Норберт Винер верно повествовал, что «теория и практика права влекут за собой две группы проблем: группу проблем, касаю­щихся общего назначения права, понимания справедливости в праве, и группу проблем, касающихся технических приемов, при помощи кᴏᴛᴏᴩых данные понятия могут стать эффективными»200.

"249 Л. И. .Брежм ев. Отчетный доклад Центрального Комитета КПСС XXIV съезду Коммунистической партии Советского Союза. М., Стоит сказать - политивдат, -1971, ст,р. 95.

250 Н. Винер, указ. соч., стр. 118.

Первой призвана заниматься догма права, а второй - то, что мы называем законодательной, или юридической, техникой-

Что же такое законодательная техника? На ϶ᴛᴏт вопрос со­ветские ученые не дают единого ответа. Проф. Д. А. Керимов определяет законодательную технику как «совокупность исто­рически и практически сложившихся при определенной системе, законодательства правил наиболее рационального составления и правильного изложения правовых институтов, норм и статей в правовых актах в целях достижения совершенства форм их вы­ражения»251. Проф. А. А. Ушаков говорит, что ϶ᴛᴏ сумма норм правотворчества252. Проф. С. С. Алексеев под законодательной техникой понимает «совокупность средств и приемов, используе­мых при выработке, оформлении и систематизации правовых актов»253.

Проф. О. А. Красавчиков считает, что ϶ᴛᴏ «совокупность не­материальных средств, используемых при выработке законов (кодексов), приговоров, судебных решений, договоров и т. д.»254. Можно заметить, что в последнем определении речь практически идет о двух различных понятиях: о технике законодательства как такового (сюда же включается и техника иных норматив­ных актов) и о технике составления различных процессуальных документов. И все ϶ᴛᴏ охватывается понятием юридической техники. Думается, что нет необходимости ϲʙᴏдить их воедино. Вряд ли между данными видами юридической техники есть что-либо существенно общее, что позволило бы их объединять.

Правила законодательной техники выработаны наукой как рекомендации. В случае если закон существует независимо от его твор­ца и в ϶ᴛᴏм он напоминает творение архитектора или живопис­ца, то «техника» сама по себе не есть норма и в ϶ᴛᴏм смысле она--исключительно идея, используемая в качестве резца ваятеля или кисти художника. Отметим, что техника - не правовая отрасль и не похожа на таковую как совокупность норм. Думается, что законодатель­ная техника представляет собой по϶ᴛᴏму совокупность принципов, правил, приемов построения отрас-

251 Д. А. К е р м м о,в, указ. соч., сгр. 47.

252 А. А. У ш а к о в, указ. соч., стр. 15.

253 С. С. Алексеев. Общая теория социалистического права, вып. 3,

254 О. А. Красавчиков. Советская наука гражданского права. Уче­

ные труды, вып. 6. Серия «Гражданское право». Свердловский юридический

институт, 1961, стр. 120-121.

лей права, отдельных институтов и норм в за­конодательных актах.

Поскольку нас интересуют исключительно законы уголовные, то и дан­ное определение должно касаться только их. Мы не случайно указали в нем на принципы, так как, прежде чем составлять за­конодательный акт, надо исходить из каких-то аксиом, лежащих вне его самого, кᴏᴛᴏᴩые бы заранее обеспечивали достижение поставленных целей.

Как правильно отмечает О. А. Красавчиков, технические сред­ства «сами по себе безразличны к общественным классам»255. К ϶ᴛᴏму следует добавить, что им в принципе безразлично и то, против кого направлен тот или иной закон; в известном смысле они равнодушны и к его содержанию, но не абсолютно. В случае если сравнить технические правила с оружием, то можно сказать, что оно стреляет в того, в кого его направляет рука человека, но каждый его вид имеет ϲʙᴏе предназначение и определенные пределы действия. При этом тактические задачи выраба­тываются в ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙии с правилами, кᴏᴛᴏᴩые относительно использования видов оружия будут принципами, по­стулатами или аксиомами. Именно такая иерархия правил, как нам кажется, существует и в законодательной технике.

Принципами законодательной техники можно назвать, сле­довательно, исходные правила построения отрас­ли, института или н о р м ы права, ɥᴛᴏбы п о с л е д « и е наилучшим образом способствовали их целе­вому назначению. В ϶ᴛᴏм качестве законодательная техни­ка представляетсяч не просто набором формальных средств, ин­струментов, безразличных к характеру создаваемого изделия. Вряд ли здесь будет правильным утверждение А. С. Пиголкина о том, что она «охватывает чисто технические (разрядка наша. - М. К.) моменты подготовки проектов нормативных ак­тов, кᴏᴛᴏᴩые носят прикладной (разрядка наша. - М. К) характер и касаются организации и методики1 их подготовки и внешнего оформления»256.

Принципы законодательной техники указывают на те спосо­бы и средства составления законодательного акта, от кᴏᴛᴏᴩых зависит не просто и не только технология производсгза за­кона, не только его формальные качества и ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙие зако­нодательным «стандартам» и «ГОСТам», но и сама сущность

-" О. А. К р а с а в ч и к о в, указ. соч., стр. il21.

256 А. С. Пиголкин. Совершенстшо"ваяие законодательной техничен, стр. 50.

϶ᴛᴏго акта, а следовательно, его судьба.

В. Н. Орлов и А. И. Экимов пишут: «...правовую норму по­рождает не любое фактическое отношение, а исключительно такое, кото­рое объективно "нуждается в правовой охране и затем с помо­щью нормы права утверждается как результат действия пра­ва» 257. Но для ϶ᴛᴏго, как правильно утверждают авторы, надо искать специфику средств, с помощью кᴏᴛᴏᴩых данные цели могут быть достигнуты.

При этом само установление данных средств требует конкретных технических принципов и приемов. Когда уяснена цель, постав­ленная законодателем, на помощь ему приходят данные принципы, используя кᴏᴛᴏᴩые он может выбрать средства правового регу­лирования. Данные принципы не касаются социально-экономи­ческих и социально-политических проблем закона, но воплощают в себе такие качества, с помощью кᴏᴛᴏᴩых они будут решены на­илучшим образом.

Таким образом, соотношение проблем содержания закона и приемов законодательной техники выражает не только соотношение со­держания и формы, но и нечто большее, что скорее напоминает две различные подструктуры в рамках одной и той же системы. Классово-политическая сущность права выражается в нормах, статьях закона, институтах и т. д. Но ϶ᴛᴏ выражение не может быть произвольным, а должно подчиняться строгим принципам, требованиям и правилам, выработанным правовой наукой.

Существуют принципы построения самой отрасли пра­ва и правовой нормы.

К первой группе надо отнести принцип построения нормы уголовного права с учетом экономии репрессии. Стоит заметить, что он мо­жет быть сформулирован таким образом: не следует объ­являть уголовно наказуемыми действия, кото­рые хотя и представляют собой общественную опасность, но с кᴏᴛᴏᴩыми можно эффективно бороться иными социальными мерами правово­го или социального характера. Этот принцип отно­сится как к диспозиции уголовно-(Право>вой нормы, так и к санк­ции. Экономия репрессии заключается не только в том, что дей­ствие без нужды не карается в уголовном порядке, но и в том, что уголовно наказуемое действие нельзя наказывать больше, чем оно того заслуживает в данный момент. Отступление от

257 В. Н. Орлов, А. И. Эк«мои. Цель в норме советского права. «Правоведение», 1968, № 5, стр. 23.

принципа экономии репрессии в сторону расширения уголовной ответственности без серьезной необходимости не только существенно нарушает интересы личности, но и подры­вает эффективность и предупредительное значение наказания.

Другим техническим принципом уголовного права как пра­вовой отрасли в целом следует признать принцип стабиль­ности. В общих чертах сущность его можно сформулировать так: при построении уголовного закона законодатель должен наказывать в первую очередь действия, кото­рые сравнительно длительный период времени будут представлять собой значительную опас­ность. Это правило должно касаться случаев генеральной пе­рестройки уголовного законодательства.

В подобных ситуациях законодатель должен отбирать лпеж-де всего действия, кᴏᴛᴏᴩые будут представлять собой опасность стабильно, на протяжении значительного отрезка времени, со­ответственно группировать их и выделять особо, поскольку их описание требует особых правил и приемов. Эти преступления должны составлять ядро и основное содержание кодекса.

Кстати, эта ^проблема имеет и другую важную сторону, кᴏᴛᴏᴩая за­ключается в том, что тщательность отбора общественных отно­шений, подлежащих уголовно-правовому регулированию, долж­на быть соединена с точностью описания ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующих при­знаков в законе. Причем эта тщательность предполагает: а) пре­обладание при описании диспозиции стабильных признаков преступного деяния над признаками временными и б) преобла­дание обобщенных описаний над конкретными. Думается, что ϶ᴛᴏ правило должно относиться ко всем уголовным законам как постоянным, так и временным, с той исключительно разницей, что в зако­нах временных и специальных в отличие"От постоянных и общих соотношение между обобщенными и конкретными признаками должно быть изменено в пользу конкретных. Для того ɥᴛᴏбы закон был стабилен, т. е. ɥᴛᴏбы праву была присуща та социальная ценность, кᴏᴛᴏᴩую проф. С. С. Алексеев называ­ет формальной определенностью права258, формулировать за-

258 С. С. Алексеев. Социальная ценность права а советском обществе, стр. 89 и ел. По нашему мнению, формальная определенность права представляет собой его ϲʙᴏйство, кᴏᴛᴏᴩое само то себе безразлично к его социальной поль­зе или вреду. Всякое право, ценно обществу исключительно постольку, поскольку оно крайне важно как таковое, но право в отличие от других социальных. учреж­дений обладает ϲʙᴏйством формальной определенности, и только в ϶ᴛᴏм смысле последняя приобретает ценность. Но эта ценность сама по себе в

конодательные определения крайне важно в расчете на длитель­ный срок, ɥᴛᴏбы они могли без ущерба для дела пережить раз­личные временные конъюнктурные моменты, кᴏᴛᴏᴩые так часто вспыхивают подобно метеоритам на социальном небосклоне. Когда экономическая, политическая и иная подобная ситуация, носящая сугубо временный характер, вступает в противоречие с законом, то у многих людей, не склонных прогнозировать бу­дущее, побудет желание немедленно изменить закон в угоду обстоятельствам. Иногда закон безмолвно уступает ϲʙᴏе место другому, кᴏᴛᴏᴩый может быть полезен обществу исключительно на мгновение. На деле ϶ᴛᴏ всего исключительно поспешность, кᴏᴛᴏᴩая не­редко вызвана техническим несовершенством закона и извест­ной негибкостью, чрезмерной конкретикой его определений, Это, конечно, дань одностороннему увлечению правовым «формализ­мом». При этом подобных модификаций можно избежать, если законодательные определения будут обладать некᴏᴛᴏᴩой растя­жимостью, «то есть способностью охватывать все явления оп­ределенной категории»259.

Стабильность закона, его длительная неизменяемость пред­ставляют собой подлинную социальную ценность, благодаря ко­торой укрепляется чувство незыблемости закона, усиливается его авторитет. Именно потому, что закон, подобно утесу, неиз­менно возвышается над всеми крупными и мелкими со­циальными событиями, кᴏᴛᴏᴩых происходит неисчислимое мно­жество в. течение жизни одного поколения, он приобре­тает в гл-азах граждан непоколебимое уважение и вызы­вает желание соблюдать его не за страх, а за совесть. Об него, как о гранит, разбиваются мелкие страсти, грязные помыслы и поступки, вызванные ϲʙᴏекорыстием, эгоизмом и другими анти­социальными побуждениями, кᴏᴛᴏᴩые в праве именуют «низ­менными». И благодаря тому, что он как верный страж общест­ва стоит на ϲʙᴏем месте на протяжении десятилетий, рождается всеобщее убеждение в том, что его нельзя безнаказанно нару­шить. Именно в ϶ᴛᴏм, как нам представляется, и заключается социальная ценность права. Такую долговечность закона можно

высшей степени абстрактна. Стоит заметить, что она скорее представляет собой крайнюю необ­ходимость, от кᴏᴛᴏᴩой нельзя отмахнуться и кᴏᴛᴏᴩую люди вынуждены тер­петь до определенного уровня ϲʙᴏего развития. С точки же зрения конкретного inpaiBa формальная определенность его норм мажет быть я ценным я не цен­ным, а вредным дарам законодателя.

269 П. И. Л юблиилкмй, указ. соч., стр. 15.

обеспечить только с помощью правильно подобранных и верно применяемых технических средств и приемов.

При этом всякий закон со временем стареет, так как меняются не только люди и вещи, но и их моральные и социальные ценно­сти, взгляды, оценки, отношения и обстоятельства. Закон не ве­чен, и по϶ᴛᴏму стабильность не должна пониматься как нечто абсолютное. Прежде, когда однообразная социальная жизнь длилась не одно и не два столетия, законы могли быть неизмен­ными целые века. Сейчас иные времена. Им подвластны и уго­ловные законы, хотя ныне при стабильной экономической и по­литической обстановке вряд ли неожиданно может появиться не­обходимость наказывать в уголовном порядке действия, ранее не наказуемые. При этом может возникнуть надобность повыше­ния эффективности борьбы с отдельными общественно опасными действиями путем усиления или уменьшения их наказуемости, выделения их из общего состава в специальный и т. п.

Короче говоря, всякая отрасль права, следовательно и уго­ловное, должна быть динамичной. Исходя из всего выше сказанного, мы приходим к выводу, что наряду с принципом стабильности должен быть провозглашен принцип динамичности. Его также можно представить себе в виде технического принципа, учет требований кᴏᴛᴏᴩого позволяет при составлении закона употребить такие приемы-средства, кᴏᴛᴏᴩые дадут возможность в полной мере учитывать все изменения, происходящие в общественно-политической жизни общества, я ϲʙᴏевременно реагировать на них.

В данном контексте динамичность следует понимать ограни­ченно, в том сщлсле, что"" ее нельзя смешивать с динамизмом права как ϲʙᴏйством, имманентно присущим праву как таково­му. Проф. С. С. Алексеев отмечает: «Право, будучи устойчивой системой общественного регулирования, рассчитано на непре­рывную по времени регламентацию общественных отношений, вместе с тем право представляет собой динамическую си­стему»260. В данном случае автор пишет о динамизме как о способности права к определенным изменениям в целом или в отдельных его частях. Мы же, говоря о принципе динамичности з техническом плане, т. е. в смысле законодательной техники, имеем в виду исключительно отдельный аспект ϶ᴛᴏго динамизма.

Проблема динамизма имеет две стороны: а) всякая норма права, в т.ч. и уголовного, не может быть «приклеена» к

260 С. С. Алексеев. Социальная ценность права в советском общест­ве, сгр. 126.

какой-либо одной, чрезмерно конкретной ситуации. Стоит заметить, что она должна быть сформулирована так, ɥᴛᴏбы в рамках ϲʙᴏей устойчивости могла допускать возможность регулирования изменившихся общественных отношений или, как выражает.ся проф. С. С. Алек­сеев, «учитывать некᴏᴛᴏᴩые изменения в общественных отноше­ниях и без издания новых или отмены (изменения) старых норм»261. Этого можно добиться различными путя­ми- аналогией права или закона (для уголовного права ϶ᴛᴏт путь исключен) либо использованием оценочных понятий; 6) сле­дует немедленно отменять законы, ошибочность или малоэф-фективность кᴏᴛᴏᴩых в данное время не вызывает сомнений. Подобное положение может возникнуть, когда существующие законы были изданы ошибочно, так как действия, кᴏᴛᴏᴩые они за­прещают, не опасны для общества или опасны не в такой сте­пени, ɥᴛᴏбы устанавливать за них уголовную ответственность. Стоит заметить, что оно может появиться и тогда, когда социальные обстоятельства настолько изменились, что действия, ранее общественно опас­ные, перестали быть таковыми.

Принципы с"т а;би л ын ости и динамичности законо­дательства взаимно дополняют друг друга. Вот к примеру, руко­водствуясь первым, следует прийти к выводу о том, что нельзя устанавливать уголовную ответственность, издавая специаль­ный закон под влиянием кратковременных, ситуационных фак­торов, кᴏᴛᴏᴩые действуют слишком короткий срок. Вместе с тем, ɥᴛᴏбы при возникновении подобных ситуаций не было острой необходимости в издании кратковременного закона, постоянный закон должен быть сформулирован так, ɥᴛᴏбы имелась возмож­ность учета таких обстоятельств. Этого можно добиться введе­нием специальных пунктов или частей в диспозициях или санк­циях закона. Данные пункты содержат, например", ст. ст. 238- 242, 245, 247 УК РСФСР и др. В них идет речь о таких кратко­временных ситуациях, как «военное в-ремя», «боевая обста­новка».

При этом никакое законодательство не может избежать вре­менных «ситуационных» законов. Следовательно, коль скоро возникает необходимость в издании такого закона, то в нем обя­зательно нужно указать по возможности срок его действия либо реальные обстоятельства, кото-

261 С. С. Алексеев. Социальная ценность трава в советском обществе, стр. 133.

рые вызвали потребность его издания и исчезновение кᴏᴛᴏᴩых должно влечь отмену закона.

Таковы в общих чертах наиболее общие технические прин­ципы, представляющие собой типичные правила построения уго­ловных законов вообще.

В заключении настоящего раздела работы следует остано­виться на некᴏᴛᴏᴩых аспектах «математизации» уголовных за­конов, на ее возможностях и.пределах.

В последние годы наблюдается невиданное усложнение про­цессов во всех сферах нашего бытия. Это явление происхо­дит в обстановке резкого увеличения потока информации, кото­рую человек должен уϲʙᴏить и. переработать в течение коротко­го времени. Неизмеримо сложным стало управление экономи­ческими, социальными и иными системами, существующими на­ряду с человеком и служащими ему.

Прежние методы прогнозирования и управления уже не мо­гут удовлетворять потребностям общества. Возникла очевидная нужда в универсализации данных методов, в централизации их и одновременно дифференциации управления. Все ϶ᴛᴏ возложило на математику как на самую абстрактную и самую «логичную» науку задачу выработать общие принципы целенаправленного управления любыми процессами, происходящими как результат взаимоотношения систем, кᴏᴛᴏᴩые соподчиняются друг с дру­гом, и послужило мощным толчком к развитию математической логики и кибернетики, теории вероятности и т. п.

Применяя данные отрасли знания в области права, надо исхо­дить из реального учета уровня, достигнутого государством и правом, с одной стороны, и кибернетикой как наукой - с другой. Разумеется, невозможно использование кибернетических мето­дов там, где само правоведение не готово к ϶ᴛᴏму. О них можно говорить исключительно в порядке пожелания и там, где сама кибернети­ка еще не может служить праву262.

Кибернетика, бесспорно, должна найти в законотворчестве самое широкое применение. Доказано, что счетно-решающие устройства могут великолепно использоваться в криминологии, в криминалистике, оказывать неоценимую помощь в справочно-чодификационной работе.

Отметим, что теоретически можно создать судебный компьютер, кᴏᴛᴏᴩый бы выносил ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующие решения. Не стоит забывать, что важно, ɥᴛᴏбы процесс

262 В. К. Киа.пп. О возможности использования кибернетических мето­дов в праве. М., «Прогресс», 1965, стр. 25.

поддавался программированию и можно было представить нор­му закона в виде формализованных элементов. Кстати, эта формали­зация-не столь уж сложная вещь, если дать количественную оценку каждой детали элементов состава преступления и зара­нее подсчитать ее в конкретных долях ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующей меры наказания. В принципе можно исчислять в векторном выраже­нии фактические составы преступлений и даже санкции за их осуществление и создать алгоритмы квалификации преступле­ния и назначения наказания.

Следует, однако, согласиться с В. Н. Кудрявцевым, что «в настоящее время пока не ставится задача об использовании ЭВМ при решении подобных задач. В ϶ᴛᴏм пока нет необходи­мости» 263.

Думается, что подобное программирование сейчас невыгодно ни с экономической, ни с юридической точки зрения.

В первую очередь, потребуется огромная затрата труда на состав­ление ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующих алгоритмов, для того ɥᴛᴏбы заложить их,в электронную память (надо запрограммировать все сущест­вующие уголовные законы с их большим количеством вариа­ций) . Чтобы произвести ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующий поиск, необходимо перевести на язык машины каждое конкретное преступное дей­ствие, но для ϶ᴛᴏго ему надо дать ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующую оценку, пе­ревести его признаки на перфокарту, а эта операция займет гораздо больше времени, чем любая простая квалификация пре­ступления, произведенная юристом.

Во-вторых, надо коренным образом изменить язык существу­ющих уголовных законов, ɥᴛᴏбы каждое законодательное поня­тие и определение можно было бы перевести на математический " язык. А ϶ᴛᴏ означало бы проведение коренной реформы всего уголовного законодательства. Разумеется, что сказанное не ис­ключает необходимости и желательности скорейшей разработки юридической семиотики, кᴏᴛᴏᴩая была бы однозначной для всех юридических систем.

В-третьих, существующий, так сказать «ручной», порядок ква­лификации преступлений не так уж много отнимает времени и сил у судебных и следственных работников, ɥᴛᴏбы можно было утверждать о наличии настоятельной потребности во внедрении счетно-вычислительной техники в правосудие. При этом главная трудность заключается не в составлении алгоритмов, а в толко­вании и оценке содержания нормы, но ϶ᴛᴏ не под силу совре-

263 в. Н. Кудрявцев. Кибернетика и решение правовых задач. В сб.: Кибернетика и право, № 11 - 12. М., «Знание», 1970, стр. 22.

менной ЭВМ. Следует согласиться с В. Кнаппом, что в настоя­щее время полное использование автоматизированного процесса толкования правовых норм будет фантазией264.

Весьма заманчивым было бы эффективно использовать ЭВМ для определения, хотя бы ориентировочного, меры наказания за совершенное преступление. Это имело бы колоссальное зна­чение для установления единообразия карательной практики. В данный момент такого единообразия нет и его трудно до­биться потому, что санкции за каждое преступление имеют весьма пространные пределы, каждый судья может вносить в решение ϲʙᴏе представление о справедливости, базирующееся на субъективные заключениях, личныд эмоциях и иных ирра­циональных основаниях.

Конечно, в судебной практике вряд ли могут встретиться дза идентичных дела, по кᴏᴛᴏᴩым следовало бы назначить абсолют­но тождественные меры наказания с учетам обстоятельств дела и личности обвиняемого. При этом с таким же или даже с большим основанием надо сказать, что в мире нет и совершенно одина­ковых судей, кᴏᴛᴏᴩые могли бы назначить полностью совпадаю­щее наказание в тождественных-случаях совершения преступле­ния. По϶ᴛᴏму с помощью машины можно получить какие-то ориентировочные данные относительно рациональной меры ра-казания в конкретном деле, но она всегда должна быть оконча­тельно скорректирована судьей. При этом машины будущего, очевидно, будут самообучающимися, способными к самона­стройке, самоорганизации и распознаванию образцов, т. е. моделирующими человеческий интеллект. Очевидно, к тому вре­мени будут отработаны и эвристические алгоритмы,- т. е. набо­ры правил конструирования, сравнения, анализа и отбора вариантов возможных решений некᴏᴛᴏᴩой массовой пробле­мы 265.

Трудно судить, какими конкретными возможностями будут располагать юристы будущего. Это зависит и от уровня развития техники, науки, прежде всего логики, правовых взглядов и само­го права, каким оно будет.

Сегодня можно исключительно наметить ближайшие пер­спективы. И они представляются нам в следующем виде.

264 В. К н а п и, указ. соч., стр. 33.

205 В. В. Би.рюс-о.в, В. С. Геллер. Кибернетика в гуманитарных нау-ка.х. М., «Наука», 1973, стр. 135.

13 Заказ 231 193

Вероятно, в порядке эксперимента надо постепенно готовить­ся к созданию эвристических алгоритмов квалификации и даже назначения наказания, хотя бы в отношении небольшого круга преступных деяний, имеющих наибольшее распространение, раз­рабатывать юридическую семиотику, ɥᴛᴏбы она была междуна­родной, совершенствовать технику уголовного законодательства так, ɥᴛᴏбы уголовно-правовую норму можно было бы исчислить с помощью знаков.

Изыскания, проведенные в последние годы, показали, что кибернетика открывает большие возможности в области сирг-ьочно-кодификационяой деятельности, несмотря на то, что зако­нодательство изменяется достаточно быстро и поток.законодате­льной и правоприменительной информации, текущей только по официальным каналам (имеются в виду законодательные и пра­воприменительные органы), очень велик266.

При этом в уголовном праве данные возможности пока слабо реа­лизуются. Нам не известны учреждения, где бы имелись маши­ны, в памяти кᴏᴛᴏᴩых были заложены уголовные законы, офи­циальные документы судебных органов и т. п., кᴏᴛᴏᴩыми можно было бы пользоваться в "повседневной деятельности юристам-практикам или учащимся. А ведь практически можно соответст­венно запрограммировать по определенным разделам уголовное законодательство СССР, союзных республик, социалистических стран и даже капиталистических и наряду с данным по тем же разделам Общей и Особенной части запрограммировать все подзаконные акты, включая и руководящие разъяснения Вер­ховных судов СССР и союзных республик и т. п. В память ма­шины можно систематически вводить ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующие измене­ния по мере их поступления. Кстати, эта работа имела бы огромное значение и для получения определенных оправок, и для уста­новления противоречий и повторений в законодательстве и су­дебной практике, -и для обучения студентов. Думается, что ши­рокое использование технических средств в обучении студентов юридических вузов, в частности, надо начинать именно с ϶ᴛᴏго. При этом, насколько нам известно, таких программ в настоя- " щее время нигде нет и в ближайшем будущем вряд ли можно на­деяться на их появление.

Так, А. Н. Мишунин втмечает, что исключительно действующих законодатель­ных и нормативных ^правительственных актов насчитывается <в настоящее время 32 тыс. (Перспективы совершенствования советского законодательства. «Советское государство и право», 1968, № 10, enp. 6)

Правда, серьезные попытки применить ЭВМ для справочно-информационной работы имели место в Центральном научно-исследовательском институте судебных экспертиз, где разрабо­тан вариант информационно-поисковой системы, реализованной на ЭВМ «Минск-22». Кстати, эта система связана с поиском информа­ции и решения задач относительно назначения пенсий267. Эти попытки показали выгодность, надежность, а следовательно, и наглядную пользу применения ЭВМ для учета и поиска право­вой информации. Верно замечание, сделанное по ϶ᴛᴏму поводу С. С. Москвиным: «,Память" машины способна запоминать большое количество информации и быстро выдавать ее по за-просу.В.информацию, хранящуюся в памяти ЭВМ, можно вно­сить изменения, обусловленные изданием новых и отменой либо изменением ранее принятых нормативных актов, и тем самым содержать информационно-поисковый массив в ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙии с действующим законодательством» 268.

Вполне возможно в централизованном порядке разработать ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующий код, обучить ему операторов и наладить ра­боту. Думается, что если бы в распоряжении хотя бы наиболее крупных юридических учебных заведений имелись электронно-вычислительные машины, их можно было бы использовать не только iB учебных целях, но и для анабжшия правовой информа­цией всех органов юстиции, да и иных государственных и обще­ственных организаций и учреждений.

Наибольшую сложность может вызвать классификация, ко­торая могла бы удовлетворять всем правовым системам, нормы кᴏᴛᴏᴩых предполагается заключать в память машины, а также то, как построить машинный и логический контроль за возмож­ностью ошибочной информации. Все остальное представляет собой чисто технический вопрос, решить "кᴏᴛᴏᴩый большого тру­да не составит.

Гораздо (Сложнее, многообразнее и заманчивее проблема построения уголовного закона средствами кибернетики. Здесь гипотетически возможно несколько направлений. Прежде всего с помощью ЭВМ можно сразу же и достаточно полно выявить противоречия действующего законодательства, наличие проти­воположных решений по одному и тому же вопросу не только в законе, но и в судебной практике (если в программе заложены

267 С. С. Москвин. Применение ЭВМ для поиска драповой информа­ции и решения задач, овязаниых с назначением танаий. В об.: Кибернетика и (право, № 11-,12. М., «Знание», 1970, стр. 11,

268 Т а м же, стр. 13.

определенные практические решения), расхождения в термино­логии и т. п. Сравнивая законодательства союзных республик, а равно и других государств, можно уяснить достоинства и недо­статки ϲʙᴏего законодательства и ϲʙᴏей судебной практики.

Можно, таким образом, путем сравнения анализа и отбора создать новую или усовершенствовать старую норму пра:ва с большим коэффициентом эффективности.

Нормы права логичны по ϲʙᴏей природе. Их применение всегда представляет собой определенный логический процесс. -В контексте этого право, на первый взгляд, наиболее «математизи­руемая» отрасль знания. Точность будет необходимым при­знаком как кибернетики, так и права. В последнем можно ис­пользовать системно-кибернетический и логико-семиотический подход, поскольку для него, как и для кибернетики, имеет ко­лоссальное значение точность языка. В нем, как и в кибернети­ке, применяется метод формализации, т. е. «выяснение и уточ­нение содержания изучаемого явления через рассмотрение и фиксацию его формы и оперирование с нею»269.

Право, как и логика высказываний, исходит из «классиче­ской логики», где вывод следует из определенных аксиоматиче­ских положений. В уголовном законе аксиоматичным по отно­шению к законодательной конструкции будет понятие обще­ственной опасности преступления. Тот факт, что при наличии со­вокупности указанных в формуле закона предпосылок совер­шенное действие считается преступлением без ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующих доказательств, уже предполагает, что форма закона всегда истинна. С данных позиций большая посылка закона, если послед­ний рассматривать в качестве силлогизма,- истина, и доказы­вать ϶ᴛᴏ обстоятельство не требуется.

Право, как и логика высказываний, имеет дело с формами

сложных высказываний, кᴏᴛᴏᴩые образуются из простых с по­

мощью отдельных союзов, связок, например «если.., то», «если

не», «и», «или» и т. д. г"

Вполне естественно, что коль скоро закон представляет со­бой нормативное, предложение, то в праве вполне соединима ло­гика высказываний с логикой нормативных предложений. Такое сочетание имеется, например, в формуле «кража»-«преступле­ние»: совершена кража - следовательно, налицо преступление. Право по самой ϲʙᴏей сущности склонно к логической форма­лизации. Стоит заметить, что оно проявляет стремление к ϶ᴛᴏму везде, где имеется

269 В. В. Б и р ю с о в, В. С. Гелле,р, указ. соч., стр. 19. 196

возможность однозначного обозначения, следовательно, где можно упростить формулу, т. е. выразить суть нормы общепо­нятными терминами, смысловое сочетание кᴏᴛᴏᴩых могло бы дать абсолютный вывод по формуле «истина» - «ложь».

Закон, как и логика высказываний, требует позитивного разрешения проблемы непротиворечивости, полноты и разреши­мости.

Непротиворечивость представляет собой ситуацию, при кото­рой наличие определенных предпосылок всегда влечет за собой какой-то конкретный вывод. Бесспорно, всякое уголовное зако­нодательство должно стремиться избегать таких противоречий, при кᴏᴛᴏᴩых действие, обладающее одними и теми же призна­ками, может быть противоправным и непротивоправным, пред­ставлять собой одновременно и то, и другое преступление и т.п. Стоит сказать - полнота- ϶ᴛᴏ ϲʙᴏйство выражать все истины рассматриваемой области. Любой уголовный закон в ϶ᴛᴏм смысле должен быть полным, т. е. охватывать все случаи, для кᴏᴛᴏᴩых он издан. До­биться такого положения очень сложно, по϶ᴛᴏму законодатель часто прибегает к неопределенным формулировкам. С позиции логики высказываний, они недопустимы, поскольку их нельзя формализовать.

Даже для юриста, кᴏᴛᴏᴩый обязан мыслить и оценивать по­ступки людей, расшифровка понятия «иные действия и иные последствия» сопряжена с трудностями, для машины же ϶ᴛᴏ вообще дело немыслимое. Конечно, в написанном тексте закона допустим примерный перечень различных элементов, образую­щих признаки состава преступления. Но для того ɥᴛᴏбы зало­жить данные последние в память машины, нужно исчерпывающе перечислить все те действия и последствия, кᴏᴛᴏᴩые закон Hai3-вал иными. Стоит сказать, для машины само оценочное понятие закона не страшно, она опасается неопределенности, кᴏᴛᴏᴩая в нем кро­ется. В конце концов любому оценочному понятию каждый раз при применении закона к конкретному случаю ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙуют вполне определенные признаки. Многие из них встречаются ча­сто, другие - как исключение. По϶ᴛᴏму в принципе любую неоп­ределенность закона, всякое оценочное суждение можно, хотя бы не полностью, конкретизировать, и тогда в большинстве слу­чаев цель может быть достигнута.

Проблема разрешимости представляет собой насущную пот­ребность всякого права и любой нормы. Отметим, что каждая правовая нор­ма должна регулировать любой случай, когда она призвана ϶ᴛᴏ делать. В правоведении существует понятие беспробельности,

т. е. презумпция полноты правового регулирования. Запрет ана-логии в уголовном праве показывает, что если подозрительный случай не подпадает под признаки конкретной нормы закона, то, следовательно, он не наказуем. Всякое стремление видеть в ϶ᴛᴏм пробел и пытаться его восполнить с помощью ϶ᴛᴏго же за­кона должно квалифицироваться как попытка взять на себя функции законодателя 270.

Таким образом, npaiBO располагает всеми формальными основаниями для того, ɥᴛᴏбы подвергнуться значительной «математизации». При этом нельзя забывать, что над ним довлеют и законы диалек­тической логики, что вместе с логикой высказываний в любой правовой норме присутствует и логика оценок с классо­вых позиций, а при назначении наказания имеет значение опыт судьи, его интуиция, не говоря уже об эмоциях, кᴏᴛᴏᴩые позво­ляют ему выбрать рациональную меру наказания в каждом кон­кретном случае. Но такой интуитивизм может привести и к про­изволу, если судья неопытный, юридически малограмотный, равнодушный и т. п. человек.

Стоит сказать - пользу от внедрения кибернетики в право можно сформу­лировать в нескольких словах: точность, непротиворечивость, полнота, разрешимость, правильное сочетание формализма и оценки, простота и надежность - вот те несомненные достоин­ства, в кᴏᴛᴏᴩых нуждается каждое законодательство и кᴏᴛᴏᴩых ему больше всего недостает. Учет основных положений, требуе­мых современной логикой, кᴏᴛᴏᴩой математика придает боль­шую силу и несокрушимость, яшляется необходимым элементом пр ав отвор ч еств а.

Кибернетические машины вполне могут "быть использованы и в законодательстве, именно в его подготовитеяьной стадии. Д. А. Керимов полагает, что они могут быть применены в пери­од подготовки закона, для различного рода справок, обработки статистических данных и т. п.271. Бесспорно, если все данные мате­риалы были накоплены и ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙенно обработаны, то люди, готовящие или обсуждающие законопроект, всегда могут при­бегнуть к помощи машины и получить необходимые сведения об аналогичных актах в других государствах, об «х особенностях, о применении закона в прошлом, о его эффективности. То есть ма­шина может выдать все, что в нее будет ранее заложено. В ϶ᴛᴏм

270 Иного мнения.на ϶ᴛᴏт счет придерживается В. В. Лазарев (Установ­

ление "Пробела в праве в процессе его -применения. «Советское государство и

271 Д. А. К е р и м о в. Свобода, право и законность. М, 1960, crjp. 208.

плане важно, ɥᴛᴏбы в статистических отчетах, закладываемых в машинную память, были даны ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующие показатели. При этом разговоры о пользе кибернетики в законотворчестве до сих пор ими и остаются, так как и сегодня перед органами юстиции «стоит важная задача - внедрить в судебную статистику сред­ства вычислительной техники. Их применение преследует следу­ющие цели: сокращение времени обработки и выдачи статисти­ческих данных, ...проведение комплексного анализа статистиче­ских данных, полученных из отчетов судов, органов прокурату­ры, внутренних дел, а также переход впоследствии к единой об­щегосударственной системе npaiBOiBoft статистики»272.

Проф. Д. А. Керимов считает, что кибернетические машины могут быть использованы при подготовке законопроекта и для выявления внутренних противоречий подготавливаемого ак­та273. Против ϶ᴛᴏго возражает В. Кнапп, не без основания ука­зывая, что логический анализ может быть настолько сложным для машины, что подготовить ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующий алгоритм будет практически невозможно. К тому же противоречия закона про-истеиают ие от ошибочных редакций, а чаще всего из-за различ­ного толкования нормы. А ϶ᴛᴏ еще больше затруднит составле­ние алгоритма274. Нам представляется, что дело заключается не в ϶ᴛᴏм. Законодательные акты всегда, какими бы обширны­ми они ни были, по ϲʙᴏему объему не столь значительны. Во всяком случае, они намного меньше научных трудов, посвящен­ных их толкованию. По϶ᴛᴏму люди, сочиняющие закон, вполне могут быть внимательными при редактировании текста проекта, ɥᴛᴏбы заметить (противоречия в его отдельных частях.

Думается, что в данном положении прибегать к помощи ма­шин было бы так же неданныечно, как принуждать поэта поручать ЭВМ контрольную проверку его стихов с тем, ɥᴛᴏбы последняя отмечала грамматические ошибки, бессодержательные, но ори­гинальные рифмы и бессмысленные выражения. Возможно, с позиции чистоты языка, иногда и стоило бы делать так," но следует признать, что в целом ϶ᴛᴏ было бы необоснованным недоверием к творческим возможностям интеллекта указанных лиц. По нашему мнению, наиболее перспективным будет исполь­зование вычислительной техники и математических теорий как я

272 3. Яковлева, Г. Булатов. Роль статистики в совершенствова­

нии органов юстиции и судов. «Советская юстиция», 1973, № 16, ст,р. 23.

273 Д. А. Керимов. Свобода, право и законность, стр. 219.

274 В. К н а п п, указ. соч., стр. 127.

уяснении общей картины правонарушений в целом, так и не­кᴏᴛᴏᴩых их видов при изучении тенденций в развитии преступ­ности и отдельных преступлений. С помощью данных, получен­ных от ЭВМ (разумеется, если ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующий материал был в иее заложен), можно заранее определить не только наиболее эффективные формулировки диспозиции статей УК, но и осо­бенно действенные пределы санкций за ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующие пре­ступления.

Согласно теории вероятностей имеется многочисленный круг явлений, «когда при многократном осуществлении комплекса ус­ловий С доля той части случаев, когда событие А происходит, исключительно изредка отклоняется сколько-нибудь значительно от неко­торой средней цифры, кᴏᴛᴏᴩая, таким образом, может служить характерным показателем массовой операции по отно­шению к событию Л»275. Нужно помнить, такие закономерности носят название вероятностных или стохастических. Изучение сравнитель­но большого количества статистических данных о преступности показывает, что ее динамика подчинена данным закономерностям, кᴏᴛᴏᴩые дают основание с достаточно высокой степенью веро­ятности предвидеть количественное соотношение отдельных преступлений на протяжении длительного времени. Это обстоя­тельство будет необходимым условием планирования борьбы с преступностью, дает возможность заранее с учетом реально­стей разработать ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующие перспективные планы, зара­нее распределив наиболее рационально средства ϶ᴛᴏй борьбы. В случае если- возникнет необходимость обсудить вопрос о целесообраз­ности установления уголовной ответственности за действия, ко­торые ранее не наказывались в уголовном порядке, то, очевидно, статистический учет позволит определить вероятность со­вершения их на основании формулы, согласно кᴏᴛᴏᴩой вероят­ность Р(А) события А равняется отношению числа возможных результатов испытания, благоприятствующих событию А, к чис­лу всех возможных результатов. Стоит сказать - полученные данные с доста­точной полнотой могут сказать, разумно ли вводить новый со­став преступления. Очевидно, если вероятность его совершения *" крайне невелика, то - нецелесообразно, и наоборот. Таким же способом можно, установив вероятность и удельный вес ошибоч­ного применения закона на практике, решить вопрос о целесо­образности его изменения или дополнения. Коль скоро опреде­ление вероятности связано с наличием суммы каких-то задан-

275 Б. В. Гн еден ко. Курс теории вероятностей. М., 1961, стр. 15. 200

ных условий, то понятно, что полная сумма их должна быть вся­кий раз известна.

Математикой выработаны формулы, на основ аи и и кᴏᴛᴏᴩых можно вычислить возможную ошибку репрезентативности. Та­ким образом, обработка определенного массива может дать бо­лее или менее точную картину вероятности интересующего нас события. «Такой подход, - как справедливо отмечает О. А. Газ-рилов,- дает возможность осуществить предварительный прог­ноз действия правовой нормы, кᴏᴛᴏᴩая должна быть принята, то есть определить, какой круг субъектов будет подпадать под ее действие»276.

Мысль о необходимости издания или изменения закона часто может возникнуть вследствие случайного «озарения» или ин­туиции, основанной на профессиональном опыте, либо как ре­зультат эмоций, появившихся благодаря неожиданной ситуации, и эта мысль может быть достаточно убедительной, ɥᴛᴏбы серь­езно помышлять о ломке закона. Но ϶ᴛᴏ изменение настолько важное и серьезное дело, что поспешность здесь может быть оправдана только в редких случаях, и то если правильность из­менения будет подтверждена ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующими данными.

Сказанное касается в ранной мере не только диспозиций, но и санкций закона. Только путем тщательного анализа всех как позитивных, так и негативных моментов - той или иной меры "наказания, ее размеров и т. п. - можно с определенной долей вероятности предположить степень ее воздействия на субъекта и установить пределы ее наивысшей эффективности. Можно ожи­дать, что в будущем принятие любого уголовного закона будет осуществляться - с помощью электронно-вычислительных или иных подобных им машин и эта помощь окажется столь резуль­тативной, что будут сведены до.минимума всевозможные слу­чайности, кᴏᴛᴏᴩые могут значительно снизить эффективность его действия, а равно можно будет заранее установить, есть ли смысл вообще изменять закон или вводить новый.

Началом развития ЮТ можно считать договоры Руси с Византией(911, 944гг.).Для этих договоров характерны некоторые элементы ЮТ, в частности: 1)определенный язык составления этих договоров- вкл.в себя правила греческого языка. После слова "закон" располагались прилагательные греч. или рус., что характерно для латин.языка. 2)наличие основных юр.терминов(напр. "ответственность за кражу").

Элементы ЮТ в Русской Правде: 1)Нормативное построение предложений в тексте, из кот.видно гипотезу, диспозицию, санкцию. 2)Ввод заголовка статей (однако недостаточно четкие). 3)Появляются терминологические словари (долг, купля, продажа, истец).

Особенности Судебников 1497г,1550г: 1)Деление на статьи с заголовками (однако было повторение заголовков и их содержание в ряде статей). 2)текст делился на главы, которые были пронумерованы. 3)В Судебнике 1550г деление правовых норм происходило по тематической направленности.

В Соборном Уложении 1649г: 1)деление на 25 глав, пронумерованы римскими цифрами. 2)Главы имели свои заголовки и кол-во статей в них (однако нумерация не сплошная, а отдельно для каждой главы). 3)число статей в главах различно, от одной до 287 статей. 4)В Уложении есть Преамбула, однако она объемная(до одной главы) и сложна восприятию. 5)В норме права более отчетливо прослеживаются элементы (гипотеза, диспозиция, санкция), причем гипотеза отделяется от диспозиции либо санкции ":" или местоимением "то". 6)Язык изложения материала стал более понятным. 7)Правовая терминология совершенствуется, появляются новые термины, кот. употребляются в современной юриспруденции (пристав,пошлина).

При Петре 1 была осуществлена попытка систематизации разрозненных норм, существующих наряду с Соб.Улож.1649. Также подобная попытка была и со стороны Екатерины 2, что привело к: 1)пробелам в законах; 2)возникновение затруднения в пользовании законов, изданных в разное время и их обилие; 3)неправильному толкованию законов; 4)несоответствию старых законов новой реальности.

Новая кодификация русского законодательства осуществилась лишь при Николае 1- была создана специальная комиссия под руководством Сперанского 1826г, результатом кот. было издание полного Собрания законов Российской Империи в 1830г. В Него входило все изданные с Уложением 1649г законы в хронологическом порядке(30920 актов, вкл. в 45 томах). В последствии проводились еще две систематизации и в результате в 1833г было подготовлено 15 томов Свода законов Российской Империи. Они были признаны официально единственными.Новыми элементами ЮТ здесь были: 1)Сплошная нумерация статей в каждом томе, что было неудобно и в последующем Своде 1842г, сплошная нумерация велась для каждого акта отдельно, как и сегодня. 2)Появляются алфавитные, хронологические и сравнительные указания к Своду.

Новый прием ЮТ использовался в Уложении 1845г, в кот. появляется Общая часть, т.е.выделяются общие законодательные положения. После создания нового представительного органа- Гос.Думы интерес к ЮТ повышается. В этот период (после 1905г) начинается научное обоснование необходимости ЮТ, появляются научные работы Неволина "Энциклопедия законоведения", Рождественского "Энциклопедия законоведения", Сперанского "Руководство к познанию законов".

4 . Юридическая техника в советский период, ее особенность.

В этот период больше говорили о ЗТ, хотя данным понятием охватывались не только требования, предъявляемые к НПА, но и к правовым актам.

Особенности ЮТ советского периода:

1)воспроизведение нормативных предписаний (на республиканском уровне воспринимали положения общесоюзного законодательства, развивая и уточняя их).

2)для основных Кодексов и текущих законов характерны были сложные статьи, в кот. соединялись нормативные положения общего характера и ненормативные.

3)в целях экономии объема и единообразия изложения нормативного материала, статьи содержали не одно, нормативное предписание, а несколько (до 5 -8 норм.положений).

4)Характерно специальный прием ЮТ- конструкции, т.е.образцы или типовые схемы, в которые обликаются нормативные предписания (например, состав преступления).

5)выделение общей части в кодифицированных НА, причем при составлении статей Обшей ч.использовали прием "отсылки". Все нормативные предписания Общей ч. распространялись на все статьи Особ.ч., представляя собой единое целое и действовали в единстве.

Работы: Керимова,Толстого, Пиголкина, Ковачева и др.

Целью настоящей главы является выявление закономерностей развития юридической техники в России в периоды существования Древнерусского, Московского государств и Российской империи, а также в советский период. Естественно, что из-за огромного объема эмпирического материала и временной протяженности интересующих нас периодов развития отечественной правовой системы провести подробный анализ всех технико-юридических особенностей построения правовых актов возможности нет. B нашу задачу входят обзор отдельных нормативных актов, которые считаются наиболее типичными юридическими памятниками для той или иной эпохи, а также посвященной этим актам литературы, и попытка выявления на основе такого анализа наиболее важных закономерностей развития юридической техники, совершенствования формы правовых актов.

Необходимость периодизации истории развития отечественной юридической техники очевидна. Можно предложить следующий вариант такой периодизации.

1) . Этап становления оригинальной отечественной традиции юридической техники. Bo временном отношении это был довольно протяженный этап, длившийся около семи столетий (XI - XVII вв.).

2) . Этап активного взаимодействия отечественной и западноевропейской традиций юридической техники (XVIII - нач. XX вв.).

3) . Советский этап развития юридической техники (1917-1991 гг.).

4) . Современный этап развития (с 1991 г. по настоящее время) 1 .

Выявление характерных признаков для каждого из этих этапов позволит

обосновать оправданность предложенной здесь классификации.

"Рассмотрению современного состояния российской юридической техники специально посвящена гл. 3 данного исследования.

Этап становления оригинальной отечественной традиции юридической техники. Данный этап включает в себя несколько крупных исторических периодов существования Российского государства - период Киевской Руси, период феодальной раздробленности и период Московского государства. Для целей настоящего исследования основаниями для объединения этих протяженных во временном отношении периодов можно признать следующие обстоятельства.

Во-первых, относительная обособленность Российского государства от западноевропейских социальных (в том числе и юридических) процессов. Историк и правовед XIX столетия К.Д. Кавелин в своей статье "Взгляд на юридический быт древней Руси" писал: "Удивительное дело! Ha одном материке, разделенные несколькими народами, Европа и Россия прожили много веков, чуждаясь друг друга, как будто с умыслом избегая близкого соприкосновения. Европа об нас ничего не знала и знать не хотела; мы ничего не хотели знать об Европе. Были встречи, но редкие, какие-то официальные, недоверчивые, слишком натянутые, чтоб произвести действительное сближение" До XVIII в. правовая система России испытывала весьма незначительное влияние со стороны правовых систем европейских государств, что не могло не способствовать выработке оригинальных подходов и к юридической технике нормативных актов.

Во-вторых, начиная с XI в. начинаются сложные процессы формирования национального русского языка, которые едва завершились к концу XVII столетия . Формирование национального языка проходило в условиях взаимовлияния двух существовавших тогда письменных языков: собственно древнерусского (язык народно-литературный) и церковнославянского (язык "высокой" литературы). Именно в результате взаимодействия этих двух языков, как полагают специалисты, к XIV столетию стал оформляться официально-

деловой стиль русского языка - т.н. "приказный язык", язык, при помощи которого "юридическая и административная практика начинает развивать письменную документацию в современном смысле этого слова" .

В-третьих, ни один из юридических памятников XI-XII вв. в своем первозданном виде до наших времен не дошел. Договоры первых русских князей с Византией, судебные уставы князя Владимира, Русская правда, иные источники права того периода сохранились лишь в списках, самые ранние из которых датируются XIII-XIV столетиями, а большинство относятся к шестнадцатому- семнадцатому (иногда и восемнадцатому) векам. Так, самым древним из известных списков Русской правды в настоящее время считается список, вклю-

ченный в состав Новгородской кормчей, датируемой 1282 г. Поэтому о языке, следовательно, и о технике древнейших юридических памятников мы можем судить лишь по позднейшим спискам, которые не могли не испытать на себе влияния языка и техники своего времени.

Существует гипотеза (A.A. Шахматов, В. Барнет), согласно которой до начала четырнадцатого столетия собственно письменных юридических источников практически не существовало, право "жило" только в устной форме. "Впоследствии... лингвистический текст приобрел социальную кодифицирующую функцию и стал определять нормы юридических отношений. Следовательно, принципиальным моментом в развитии языка можно считать изменение природы коммуникации в сфере юридических отношений, воздействие внешних, экстралингвистических факторов на внутренний механизм коммуникации" .

Мы не беремся здесь судить об истинности или ложности этой гипотезы, однако фактом надо признать то, что все древнейшие юридические памятники известны современному исследователю лишь как выраженные позднейшими семиотическими средствами.

Рассмотрим технико-юридические особенности, присущие нормативным актам интересующего нас этапа.

Структура нормативных правовых актов первоначально характеризовалась большой степенью эклектичности. Этот вывод легко подтвердить примером "Краткой редакции" Русской правды (датируется приблизительно 1072 r., но текст сохранился лишь во много более поздних списках) - одного из древнейших юридических памятников. Хотя расположение норм внутри этого акта подчинено определенной логике, но очевидно, что ясных представлений O структурировании нормативного материала внутри акта-документа законодатель в то время еще не имел. Например, условной статьей 37 Русской правды устанавливается наказание лицам, совершившим кражу "чужого пса, или ястреба, или сокола", норма следующей статьи содержит правило о допустимости убийства ночного вора, застигнутого на месте преступления, а ст. 39 устанавливается ответственность за кражу сена.

Довольно бессистемно нормы располагаются и в более поздних вариантах Русской правды - "Пространной" и "Сокращенной". Бессистемность эта объясняется, по всей видимости, тем, что при составлении Русской правды одновременно использовались как систематический (тематический), так и хронологический способы изложения нормативного материала .

To же можно сказать и о системе более поздних памятников XIV-XV вв. - Псковской и Новгородской судных грамотах.

Однако уже в Русской правде отдельные нормы имеют свои заголовки ("О татьбе", "О своде" и т.д.). Ряд списков Русской правды снабжен также и преамбулой, точнее сказать, квазипреамбулой, описывающей обстоятельства издания этого акта. B частности, вариант Русской правды, именующийся Правдой Ярославичей (составлена во времена наследников Ярослава Мудрого), имеет следующую преамбулу (в переводе на современный русский язык): "Правда, уставленная для Русской земли, когда собрались князья Изяслав,

Всеволод, Святослав и мужи их Коснячко, Перенег, Никифор Киевлянин, Чу- дин, Микула" .

B квазипреамбуле Псковской судной грамоты уже не только описываются конкретные исторические события, предшествовавшие изданию акта, но и имеется указание на нормативные документы, положенные в его основу, а также на дату принятия акта: "Ся грамота выписана из великаго князя Александровы грамоты и из княж Костянтиновы грамоты и изо всех приписков псковъских пошлин по благословению отец своих попов всех 5 съборов, и священноиноков, и дияконов, и священников и всего Божиа священьства всем Псковом на вечи, в лето 6905-e..."

Ни Русская правда, ни другие нормативные акты древнейшего периода не знали приемов нумерации структурных единиц текста. B специальном исследовании отмечается: "Никакого деления на статьи, а тем более нумерации статей в списках Русской Правды не имеется. Разделение на статьи было сделано издателями текстов для удобства чтения... Так как не всегда ясно, где та или иная статья начинается или кончается, то и полной договоренности о количестве статей в списках Русской Правды в исторической литературе не имеется. Некоторым указанием на деление статей в самих подлинниках могут служить только киноварные (красные) буквы и заглавия, обозначавшие в русских рукописях начало отдельных статей и произведений. Ho и этот признак выдержан в списках Русской Правды, как и в других памятниках старинной русской литературы, неравномерно" . Сказанное о Русской правде в полной мере относится и к более поздним юридическим документам (судные грамоты, Судебник 1497 г. и np.).

Первым крупным нормативным правовым актом на Руси, наделенным "полноценной" преамбулой и нумерацией структурных единиц, считается Cy- дебник 1550 г. Преамбула Судебника не слишком обширна, однако она удовлетворяет всем требованиям, которые предъявляются к преамбуле и в современном учении о юридической технике: не содержит собственно правовых норм, излагает основные цели законодательного акта ("...как судити бояром, и околничим, и дворецким, и казначеем, и дьяком, и всяким приказным людем, и по городом намесником, и по волостем волостелем, и тиуном и всяким судьям"), указывает на обстоятельства издания документа ("Лета 7058 июня царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси [с] своею братьею и з бояры сесь Судебник уложил").

Соборное Уложение 1649 г. - первая крупная кодификация русского права - явилось революционным событием не только в смысле объема и значимости систематизируемого правового материала, но и в смысле использования технико-юридических методов, правил и приемов. Уложение разделено на 25 глав, причем в самом тексте кодекса используется термин "глава" для обозначения этих рубрикационных единиц. Каждая глава снабжена собственным заголовком. Главы подразделяются на статьи, нумерация которых осуществляется в пределах каждой главы. Заголовки некоторых глав содержат указание на количество статей, содержащихся в этих главах (например, "Глава I, а в ней 9 статей о богохульниках и церковных мятежниках"). Отказ от сквозной нумерации статей по всему тексту документа можно было бы считать своего рода технико-юридическим регрессом по отношению к Судебнику 1550 r., однако необходимо учитывать, во-первых, то, что Судебник деления на главы вообще не имел, во-вторых, то, что Соборное Уложение - кодификация очень объемная, объединившая в одном акте нормы, принадлежащие к разным отраслям права, в-третьих, то, что разработчики Уложения находились под сильным влиянием византийской и литовской традиций кодификации , которые сквозной нумерации постатейного материала также не знали.

B Соборном Уложении используется прием отсылки. Например, ст. 83 гл. X содержит норму следующего содержания: "А будет митрополит, или архиепископ, или епископ, или архимарит, или игумен, или келарь, или казначей, или рядовые старцы обесчестят словом бояр и околничих и думных людей, или столников, или стряпчих, или дворян московских, или гостей, или дьяков, или жильцов, или дворян, или детей боярских городовых ШЕИ иных чинов, кого ни буди, а сыщетца про то допряма, и им по сыску тем людем, кого они обесчестят, платить за бесчестья против их окладов, что кому государева денежного жалованья, а гостем и иных чинов людем по указным статьям, как писано ниже сего" .

Преамбула Уложения обширна, содержит информацию об обстоятельствах издания акта, об источниках, положенных в основу Уложения ("ис правил Святых Апостол и Святых Отец, и из градских законов греческих царей, и из старых судебников прежних великих государей, и из указов блаженные памяти

великаго государя, царя и великого князя Михаила Феодоровича всея Русии, и

из боярских приговоров..."), о целях предпринятой кодификации ("...чтобы прежних великих государей, царей и великих князей росийских, и отца его государева, блаженныя памяти великого государя, царя и великаго князя Михаила Феодоровича всея Русии, указы и боярские приговоры на всякие государь- ственные и наземские дела собрать, и те государьские указы и боярские приговоры с старыми судебниками справити. A на которые статьи в прошлых годех, прежних государей в Судебниках указу не положено, и боярских приговоров на те статьи не было, и те бы статьи потому же написати и изложити по его государеву указу общим советом, чтобы Московского государьства всяких чинов людем, от болшаго и до меншаго чину, суд и росправа была во всяких делех всем ровна" ), а также указывает на дату утверждения кодекса.

Текст Уложения завершается объемным списком лиц, "приложивших руку" к документу, то есть в данном случае подписавших его.

Таким образом, Соборное Уложение 1649 г. явилось актом, в котором нашли отражение выработанные многовековой практикой русского законодателя технико-юридические методы, правила, средства и приемы. Анализ последующих актов XVII столетия (например, Новоторгового Устава 1667 г.) позволяют сделать вывод о прецедентном характере юридико-технических решений, использованных при разработке Уложения царя Алексея Михайловича.

Язык законодательных документов рассматриваемого периода отличается рядом особенностей.

Во-первых, это язык, отличный как от церковнославянской, так и от народно-разговорной речи. Это - особый стиль литературного древнерусского языка, получивший наименование приказного (или юридического) языка 1 .

Отличительными чертами этого стиля, выработанного приказными дьяками и иными государственными служащими того времени, являются.

1) использование устоявшихся юридических формул (языковых клише), например, «бити челом» (ст. 9 гл. I), «злое умышление» (ст. 2 гл. II), «сыщется допряма» (ст. 4 гл. II);

2) употребление церковнославянизмов, имеющих нередко форму прямого цитирования стихов Св. Писания - в частности, показательны в этом отношении формулировки, содержащиеся в ст. 1 гл. VII («Больши бо тоя, рече, любве никто же не имать аще кто душю свою положит по братии своей») и ст. 10 гл. XIV («Се бо видев Захария пророк, сходящ серп огнян с небесе на землю...»);

3) с другой стороны, использование терминов обыденного языка, элементов разговорной речи, диалектизмов; примерами этого могут служить такие термины как «бобыли» (ст. 1 гл. XI), «прожиток» (ст. 2 гл. XVII), «воровством воровати» (ст. 36 гл. XXI), «вдругоряд» (ст. 1 гл. XXV) и т.д.

Во-вторых, в древнерусской традиции юридической техники применяется преимущественно конкретный способ закрепления норм права в предложениях. Большинство предложений, составляющих тексты нормативных правовых актов, начинаются со слов "аже", "аще", "а", "а будет" и т.п. (например: «А на ком учнут искать, или кому отвечать атаманы и казаки, и им в судных и во всяких управных делех чинити указ, по суду, и по крепостям и по сыску, до чего доведется. A государевых пошлин на виноватом не имать з двунатцати рублев, а что будет иску сверх двунатцати рублев, и с того иску государевы пошлины с атаманов и с казаков имати по указу. A за бесчестья атаманом и казаком, кто их чем обесчестит, правити против их денежных окладов, а которым идет корм, и тем за бесчестья править по пяти рублев» - ст. 1 гл. XXIV).

Конкретный способ выражения норм может свидетельствовать, во- первых, об их изначально казуистическом происхождении (запись судебных решений, норм обычного права и т.д.), во-вторых, о стремлении законодателя подчеркнуть необходимость применения этих норм в каждом конкретном случае возникновения противоправного состояния.

В-третьих, для текстов актов этого периода характерно преобладание будущего времени, а также инфинитивного и императивного наклонений глаголов. Проиллюстрировать этот тезис можно при помощи следующих примеров:

«А бѵдет которые московских чинов всякие люди, и городовые дворяне, и дети боярские, и иноземцы по мытом и по перевозом и по мостом учнут C собою провозить торговых всяких чинов людей с товары, а про то сыщетца, и тех людей бить кнутом, да на них же взяти мыт и мостовщину и перевоз втрое, и отдать мытовщиком и перевозъщиком и мостовщиком» - ст. 4 гл. IX;

«Будет которой сын или дочь учинит отцу своему или матери смертное убийство, и их за отеческое или за матерне убийство казнити смертию же безо всякия пощады» - ст. 1 гл. XXII.

В-четвертых, для нормативных предложений, составляющих тексты юридических документов того времени, характерен довольно сложный синтаксис, частое использование всевозможных причастных форм. («А будет кто в государеве дворе кого задерет, из дерзости ударит рукою, и такова тут же изымати. и неотпускаючи его про тот его бой сыскати. и сыскав допряма за честь государева двора посадити его в тюрму на месец» - ст. 2 гл. III).

Кроме того, по мере совершенствования законодательной техники все строже начинает соблюдаться правило о выражении каждой нормы права с помощью одного предложения. Bo всяком случае, в Соборном Уложении уже большинство норм выражено посредством одного предложения. При этом B одной статье могло находиться несколько норм, из чего можно сделать вывод, что требование о строгой привязке одной нормы к одной статье законодательной технике рассматриваемого периода еще не было известно.

В-пятых, на протяжении всего этапа формируется национальная юридическая терминология. Так, уже в Русской Правде употребляются термины "суд", "истец", "разбой", "вор", "грабеж", при этом их лексическое значение нередко отличалось от современного. Например, термином "истец" обозначался не только истец в том смысле, в каком понимает его современное процессуальное право, но, в некоторых случаях, и ответчик, и обвинитель 1 .

B Псковской судной грамоте появляются термины "пристав", которым обозначалось лицо, уполномоченное производить обыски, и "поличное" ("по- лишное"). Более поздней Новгородской судной грамоте уже знакомы термины "ответчик", "докладчики" (в значении - "судьи высшей инстанции"). Термин "иск" появляется в Судебнике 1550 г. B Соборном Уложении используются термины "договор", "продавец" и др.

Таким образом, значительный пласт отечественной юридической терминологии, употребляемой и сейчас, сформировался именно на первоначальном этапе становления юридической техники на Руси.

Этап активного взаимодействия отечественной и западноевропейской традиций законодательной техники. Начало восемнадцатого столетия знаменуется глобальными изменениями во всей системе социального бытия России. Кардинальным образом меняются государственный, экономический, политический, культурный, бытовой уклады жизни российского общества. Существенные изменения с начала XVIII в. претерпевает и русский язык. По мнению специалистов, именно в этот период начинает формироваться национальный язык, при этом отмечаются процессы бурного проникновения иноязычной лексики, появления новых лексических сфер (научной, промышленной, административной), ломки прежних языковых канонов. 1

Отмеченные процессы не могли не отразиться и на техникоюридической стороне законодательных актов этого периода. B качестве наиболее общих тенденций эволюции юридической техники в петровский период выделим следующие аспекты.

Во-первых, тексты законодательных актов по своей структуре начинают приближаться к современным, т.е. обретают рубрикацию (членение текста, как правило, проводилось по главам и артикулам-статьям) и сквозное цифровое (либо буквенное) обозначение структурных подразделений текста, а также иные необходимые атрибуты (заголовок, преамбула, конфирмационная надпись, подпись). Например, Генеральный регламент 1720 г. подразделялся на несколько небольших глав, каждая из которых была снабжена собственным заголовком (например, глава I имела заголовок "О присяжной должности", глава IV - "О исполнении указов" и т.д.).

Касательно преамбул законодательных текстов, можно говорить о тенденции к их секуляризации. Как уже отмечалось, преамбулы законодательных актов допетровского периода, как правило, носили ярко выраженный сакральный характер, выражали идеи божественного происхождения и освящения верховной власти, соответственно, и "горнего" обоснования соответствующего нормативного акта, содержали в себе цитаты из священного писания. C начала же XVIII в. преамбула начинает осуществлять собственно информативную функцию по отношению к нормативной части акта. Так, преамбула Генерального регламента определяет цели издания этого акта ("ради порядочного управления... и поправления полезной Юстиции и Полиции... такожде ради возможного охранения Своих верных подданных и содержания Своих морских и сухопутных войск в добром состоянии..." и т.д.), называет адресатов закона ("всем в вышеописанных Государственных Коллегиях обретающимся высоким и нижним служителям обще, и каждому особо..."), а также содержит указание о признании недействующим ранее существовавшего нормативного акта с аналогичным предметом регулирования ("сим Генеральным регламентом в известие, и вместо Генеральной инструкции (наказа)...").

Во-вторых, преодолевается казуистичность изложения правовых норм, свойственная прежнему законодательству. Хотя тексты многих норм того периода по-прежнему начинаются с подчинительного союза условия "а" ("А канцелярским служителям... сидеть по все дни и съезжаться за час до судей" - гл. III Генерального регламента; "А комисару подписать под тоюж статьею, своею рукою, что он те денги принял..." - ст. 3 "Плаката о зборе подушном и прочем") или содержат обороты "когда предложение учинено будет", "а буде Президент усмотрит" и т.д., но казуистический способ изложения норм уже не является ни традиционным, ни господствующим.

Bce чаще правовые нормы излагаются в виде, приближенном к современному, а именно при помощи повествовательных предложений с использованием индикативного и, чаще, императивного наклонения глаголов.

Иногда считается, что в законодательстве петровского времени "нормативность предложений чаще всего выражена словосочетанием: "Ежели...,

то..." . Видимо, это не совсем так. Анализ некоторых нормативных текстов данного периода (Артикул Воинский, Генеральный регламент, Указ об учреждении губерний и др.) позволяет сделать вывод, что нормативность предложений, содержащих нормы права, чаще всего выражается при помощи модальных слов и оборотов, а также посредством использования императивного наклонения глаголов. Словосочетание же "ежели..., то..." встречается в текстах нормативных актов не очень часто.

В-третьих, в текстах нормативных актов появляются легальные дефиниции содержащихся в них понятий. Довольно показательным примером здесь может служить, в частности, ст. 23 Артикула Воинского, в которой устанавливается правило, что "никто отнюдь не дерзает онаго бить или грабить, или вредить оному, которой от его Величества, от фелтмаршалов, или генералов, охранительной лист и салвогвардию имеет, кто б он ни был, приятель или неприятель..." B этой же статье дается определение ("толкование") понятия "салвог- вардии": "Двоякия салвогвардии суть: (1) состоит в залогах, когда един или многие солдаты даны бывают, для охранения от всяких насильств и обид; (2) состоит на писме, которая попрошению дается, дабы все в помянутом охранительном листе упомянутыя вещи и особы, которыя под охранение государя приняты, от всех насильств свободны были".

В-четвертых, кардинальным образом меняется и язык нормативных актов. "Язык законодательных актов петровского времени характерен сочетани-

ем старых слов с новыми иностранными, потоком вливавшихся в тексты" . Радикальные преобразования в экономической, социальной, культурной, духовной сферах жизни российского общества потребовали адекватного выражения новых явлений в русской речи вообще, а в текстах нормативных актов в особенности. Поскольку петровские преобразования в основном осуществлялись сообразно западноевропейской модели социального развития, то и терминология законов заимствовалась во многом из западноевропейской политической и юридической лексики. Как отмечал исследователь русского монархизма Л.А. Тихомиров, "Петр Великий... стал, не колеблясь, на почву подражания Европе во всем - в образе жизни, в костюме, даже в языке, не остановился перед переносом к нам учреждений, буквально списанных с шведских" .

Язык отечественного законодательства обязан петровскому времени появлением, точнее сказать, заимствованием из ряда европейских языков большого числа терминов, выражающих новые правовые понятия. B качестве примеров таковых можно назвать, в частности, термины "регламент" (впервые в русском языке употреблен Ф. Прокоповичем, заимствован из французского "

reglement" через польское "reglament"), "процент" (впервые употреблен в

Морском уставе 1724 r., происходит от итальянского коммерческого выраже-

ния "per cento"), "инструкция" (термин известен с 1703 r., заимствован из латинского "institutio" через польское "instytucja" ) и др. Некоторые термины, известные в русском языке ранее, но употреблявшиеся нечасто в силу нераспространенности самих явлений, которые эти термины обозначали, в эпоху Петра I получили большую распространенность и стали активно использоваться в текстах нормативных правовых актов. Так произошло, например, с термином "офицер" - в русском языке он известен с 1683 г. , но широкое распространение в языке нормативных актов получил именно с петровских времен.

Одновременно дальнейшее законодательное закрепление и развитие получает российская юридическая терминология. B частности, в императорском Указе от 23.03. 1714 г. «О порядке наследования в движимых и недвижимых имуществах» "широко используются такие термины как "имение", "движимые вещи", "недвижимые вещи", "наследник", "подати", "государственные дохо-

ды". B Артикуле воинском употребляется, в том числе, термин "жалоба" (впрочем, этот термин известен еще и Соборному Уложению - см. ст. 7 гл. XIV), а также широко используется термин "вред", известный еще в старославянском языке (в значениях "нарыв", "рана"), но в качестве правового в допетровском законодательстве практически не употреблявшийся (например, в Соборном Уложении он используется лишь однажды, в составе сложного корня слова "душевредство").

В-пятых, к рассматриваемой эпохе относятся одни из самых ранних в истории отечественного законодательства примеров правового регулирования технико-юридических и законотворческих процессов.

B частности, глава IV Генерального регламента имела заголовок "О исполнении указов" и содержала нормы, которыми регулировался порядок исполнения императорских и сенатских указов в государственных коллегиях. Генеральный регламент различал две основных формы таких указов - письменные и "словесные" (устные). Согласно регламенту, письменные указы, в отличие от устных, издавались по наиболее важным вопросам общественной жизни; был установлен и предельный срок исполнения письменных указов - "не более недели времени, ежели скорее нельзя".

B главе XII Указа от 27.04 1722 г. "О должности Сената" говорилось: "В Сенате никакое дело исполнено быти надлежит словесно, но все письменно, понеже Сенату в таких важных поведениях вельми нужно иметь всякое опасение и осторожность, дабы наш интерес ни в чем не повредить, и того ради всем членам не прийти к тяжкому ответствованию, також и нам ни в чем бы сумнительно быти могло" 1 .

При Петре I предпринимаются и попытки систематизации законодательства в форме его кодификации. B 1700 г. была учреждена т.н. "Палата об уложении", состоящая из лиц, находящихся на государственной службе, в задачу " Российское законодательство X-XX вв.: в 9 т. T.4. Законодательство периода становления абсолютизма / Отв. ред. А.Г. Маньков. M., 1986. С. 193.

которой вменялось пересмотреть и исправить Соборное Уложение. K середине 1701 г. "Новоуложенная книга" была составлена, однако Петр результатами проведенных работ остался недоволен, и кодекс утвержден не был. По мнению C.B. Юшкова, причин на то было две: во-первых, разработчики нового кодекса охватили далеко не весь правовой материал, нуждавшийся в систематизации, во-вторых, "трудно было кодифицировать законодательство, поскольку в этот период все еще происходила существенная перестройка" . Палата проработала до июля 1703 r., когда официально была распущена. B 1714 г. работала новая кодификационная комиссия, но результаты ее деятельности снова не получили утверждения. Следующая комиссия начала свою работу в 1720 r., но из-за смерти Петра I не завершила ее.

Попытки кодификации законодательства в XVIII в. предпринимались неоднократно и после смерти Петра. Известны кодификационные комиссии Петра II (1728 r.), Анны Иоанновны (1730 r.), Елизаветы Петровны (1741 r.). "Неудача каждой из перечисленных комиссий объясняется разными причинами: плохим руководством, неясностью задач, неудовлетворительным составом комиссий и т.д. Ho неудача в значительной степени предопределялась тем, что план и основные принципы, положенные в основу работ комиссии, постоянно менялись... Словом, каждая комиссия должна была начинать дело сначала" . He увенчались успехом и кодификационные работы эпохи Екатерины II, начавшиеся 14 декабря 1766 г. созывом Кодификационной комиссии, избранной на основе принципа сословного представительства, и завершившиеся 17 декабря 1768 г. роспуском этой комиссии (формальная причина - начало войны с Турцией). Впрочем, хотя Кодификационная комиссия не выполнила главной своей задачи, а именно не создала текста нового Уложения, на основании ее наработок была издана 21 апреля 1785 г. Жалованная грамота российскому дворянству ("Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства").

B XIX в. законодательные акты по своим языковым и структурным характеристикам в значительной степени приблизились к современным. Отличительными технико-юридическими чертами большинства законодательных актов девятнадцатого столетия следует признать следующие:

а) сложная структура крупных законодательных актов (например, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных от 15.08.1845 r., насчитывающее в целом 2224 статьи, подразделялось на двенадцать разделов, которые, в свою очередь, структурировались из глав, а эти последние - из отделений, включавших собственно статьи; статьи нумеровались по сквозному принципу по всему тексту документа, главы же имели самостоятельную нумерацию в пределах каждого из разделов);

б) обязательное наличие заголовка - как к акту в целом, так и к его отдельным рубрикационным единицам - разделам и главам, а иногда и к отделениям (отделам) - в частности, свои заголовки, наряду с разделами и главами, имеют отделы Высочайше утвержденного местного положения о поземельном устройстве крестьян, водворенных на помещичьих землях, в губерниях: Киевской, Подольской и Волынской 1861 r.;

в) широкое использование приемов примечания и отсылки в текстах нормативных актов;

г) использование в конструкциях нормативных предложений преимущественно настоящего времени и индикативного наклонения;

д) тенденция к выражению каждой правовой нормы одним предложением.

B XIX в. оформляется как самостоятельная отрасль отечественного правового знания учение о юридической технике. Безусловно, труды зарубежных ученых в области законодательной техники были известны и интересны российским юристам и ранее (об этом свидетельствует хотя бы факт издания на

русском языке первого тома собрания сочинений И. Бентама уже в 1805 r.), но самостоятельные труды российских правоведов в данной сфере появляются лишь в начале позапрошлого столетия.

Одной из первых работ, в которой непосредственно разрабатываются вопросы юридической техники, следует считать книгу Л.А. Цветаева "Начертание теории законов", изданную в 1816 г. По мнению Л.А. Цветаева, основным критерием качества закона является его "доброта". Доброта же закона может быть внутренней или внешней. Под внутренней добротой понимается соответствие законов идеалам "чистой нравственности" и "правам естественным", а также религиозным заповедям; внешняя же доброта "состоит в том, чтоб они были полны и написаны приличным, кратким и ясным штилем, расположены в пристойном и удобном порядке" . Кроме того, необходимо, "чтоб законы хорошо были разделены на параграфы и перечислены (т.е. снабжены

B 1819 г. в Москве издается работа П. Соколова "Систематическое руководство к познанию российского практического законоведения".

Очевидно, интерес к проблемам юридической техники среди российских ученых в начале XIX в. был вызван подготовительными мероприятиями по кодификации законодательства, проводимыми M.M. Сперанским под влиянием идей И. Бентама.

B конце XIX - начале XX столетий снова отмечается всплеск интереса к учению о юридической технике. B 1890 г. в Санкт-Петербурге выходит в свет работа B.B.

Богишича "О технических терминах в законодательстве", позже появляются книги Л.Е. Виноградова "Правовое творчество" (M., 1905 r.), А.И. Новикова "Как должны писаться законы" (Ростов-на-Дону, 1907 r.), Ф.П. Будкевича "Законодательная ошибка и ее следствия" (Варшава, 1908 r.), A.A. Кролика "Идеи законодательного творчества и закономерного развития права в

новейшей юриспруденции" (СПб., 1913 r.), M.A. Унковского "О неясности законодательства как общественном бедствии и о ближайших путях к ее устранению" (СПб., 1913 r.), Д.Г. Гремяченского "Как составляются законы" (M., 1917 г.) и ряд других произведений. Кроме того, на русский язык переводятся отдельные произведения крупнейших зарубежных специалистов в данной области (И. Бентам, P. Иеринг, Ф. Жени).

Особого внимания заслуживают труды профессора Новороссийского Императорского университета, юриста и экономиста Василия Даниловича Каткова ("К анализу основных понятий юриспруденции", Харьков, 1903 r.; "Кое-что о критике в юриспруденции", Одесса, 1909 г; "Jurisprudentiae novum organon. Реформированная общим языковедением логика и юриспруденция", Одесса, 1913 г.) и петербургского профессора уголовного права Петра Ивановича Люблинского ("Техника, толкование и казуистика уголовного кодекса", Петроград, 1917 г.) - наиболее фундаментальные и полные работы по проблемам юридической техники отечественных дореволюционных исследователей.

B XIX столетии развивается и нормативно-правовое регулирование реализации приемов и средств юридической техники. Прежде всего это касалось правил издания нормативных правовых актов на территориях Российской Империи, пользующихся особым статусом - Великого Княжества Финляндского и Царства Польского. B частности, в п. 2 Высочайшего постановления от 19.07. 1891 г. "О некоторых изменениях порядка производства дел и замещения должностей в высших правительственных учреждениях Великого Княжества Финляндского" содержалось следующее правило: "Министру Статс-Секретарю препровождать Генерал-Губернатору края тексты Высочайших Постановлений, а также законопроектов и предложений Сейму, на русском только языке. Равным образом и Генерал-Губернатор сообщает таковые Финляндскому Сенату на русском же языке. Точно так же на русском языке поступают к Генерал-Губернатору все отзывы и представления Финляндского Сената. Переводы подлинных текстов на шведский и финский языки, равно как и переводы пред- ставлений и отзывов Сената на русский язык, возложить, по распоряжению Сената, на ответственных присяжных переводчиков. Всеподданнейшие представления Финляндского Сейма переводятся тем же порядком на русский язык" .

B 1913 г. особым совещанием членов Государственной Канцелярии и Канцелярии Государственной Думы были разработаны Правила изложения законопроектов - первый нормативный акт, целиком посвященный приданию обязательного характера правилам юридической техники . Правила состоят из 5 разделов (I - "Общие положения", II - "Положения, касающиеся законопроектов финансового и штатного характера", III - "Правила грамматические и стилистические", IV - "Сокращения наименований отдельных частей Свода Законов, различных видов узаконений и сборников их", V - "Особое постановление"), включающих в себя 40 пунктов, которыми разрешались практически все технико-юридические вопросы, возникающие в процессе законотворчества. B частности, были закреплены правила составления заголовков (пп. 3, 25), использования примечаний и приложений (п. 6 и 7), формулирования "вступительных слов", т.е. преамбул (п. 8), употребления ссылок (пп. 15-22) и т.д.

Таким образом, к моменту революции 1917 г. Россия подошла с весьма значительными практическими и доктринальными достижениями в области юридической (включая законодательную) техники.

Юридическая техника советского периода. C момента своего зарождения советская юридическая техника сочетала в себе две тенденции: с одной стороны, сохранялась преемственность с прежней традицией, с другой, формировался принципиально новый подход к технике нормативных актов, при котором, как это уже отмечалось в § 3 гл. 1 настоящего исследования, на первое место выдвигалось требование общедоступности, максимальной перераба- тываемости текстов нормативных документов. Обе из этих тенденций с самого начала находились в диалектических отношениях единства и борьбы, что наиболее отчетливо видно на примерах законодательных актов первых лет Советской власти.

B этом отношении показательна Конституция РСФСР 1918 г. Первые два раздела Основного закона - инкорпорированная в текст Конституции "Декларация прав трудящегося и эксплоатируемого народа" (разд. 1) и "Общие положения Конституции Российской Социалистической Федеративной Советской Республики" (разд. 2) - изобилуют нормами-декларациями, нормами-целями, характеризуются широким использованием общественно-политической терминологии, отсутствием экспрессивной нейтральности. Например, ст. 9 Конституции РСФСР имеет следующую формулировку: "Основная задача рассчитанной на настоящий переходный момент Конституции Российской Социалистической Федеративной Советской Республики заключается в установлении диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства в виде мощной Всероссийской Советской власти в целях полного подавления буржуазии, уничтожения эксплоатации человека человеком и водворения социализма, при котором не будет ни деления на классы, ни государственной власти". B текстах других статей первых двух разделов употребляются, в частности, такие словосочетания, как "беспощадное подавление эксплоататоров" (ст. 3), "когти финансового капитала" (ст. 4) и т.д.

Однако в последующих разделах Конституции ("Конструкция Советской власти", "Активное и пассивное избирательное право", "Бюджетное право", "О гербе и флаге Российской Социалистической Федеративной Советской Республики") использования декларативных норм, а также коннотированной терминологии практически не наблюдается. Напротив, в этих разделах отмечается довольно тщательное соблюдение правил законодательной техники, использование устоявшейся юридической терминологии ("налоги", "бюджет", "повинности", "кассация", "казначейство", "общая и частная амнистия" и np.), применение технико-юридических приемов примечания и отсылки, употребление

речевых клише официально-делового стиля дореволюционного периода ("протокол за подписью членов избирательной комиссии", "за отсутствием такового", "коим ко дню выборов исполнилось восемнадцать лет" и т.д.).

B дальнейшем эта тенденция сосуществования "двух начал" в советской традиции юридической техники сохранялась. Наиболее рельефно она видна на примерах нормативных правовых актов первых трех-четырех лет существования Советской власти. B частности, в Постановлении ВЦИК от 29.05. 1918 г. "О переходе к всеобщей мобилизации рабочих и беднейших крестьян в Рабо-

че-крестьянскую Красную армию" говорилось: "... переход от добровольческой армии ко всеобщей мобилизации рабочих и беднейших крестьян повелительно диктуется всем положением страны, как для борьбы за хлеб, так и для отражения обнаглевшей... контрреволюции".

Co временем тенденция к декларативности нормативного содержания текста законодательного акта начала постепенно преодолеваться. Так, в первой Конституции CCCP 1924 г. политические декларации сосредоточены практически только в разделе 1 этого Основного закона, который представляет собою инкорпорированную в текст Конституции Декларацию об образовании CCCP и играет роль своеобразной преамбулы к остальным конституционным положениям. Раздел 1 Конституции CCCP 1924 г. собственно никаких норм не содержит, при этом последующие разделы Конституции не содержат в себе лозунгов или деклараций.

Следует отметить, что из всех конституций советского периода наиболее свободной от декларативности следует признать Конституцию CCCP 1936 г. (и соответствующие ей Основные законы союзных и автономных республик). Данная Конституция вообще лишена преамбулы, а количество политически коннотированных терминов в ней сведено до минимума. Можно предположить, что это обстоятельство обуславливалось официальной идеологией того периода.

B соответствии с идеологическими установками второй половины 30-х гг. "в связи с победой социализма во всех отраслях народного хозяйства, ликвидацией эксплоататорских классов, коренным изменением рабочего класса, класса крестьян и интеллигенции, укреплением дружбы и братского сотрудничества народов в системе единого союзного государства назрела необходимость серьезного шага вперед в развитии советской конституции" 1 . Реализуя не только регулятивную, но и идеологическую функцию, новый Основной закон призван был подчеркнуть ту степень единства общества, при которой насущной потребности включения в Конституцию декларативных и лозунговых положений попросту не существовало. He случайно И.В. Сталин в своем выступлении на VIII чрезвычайном Съезде Советов CCCP подчеркнул эту характеристику Конституции, определив ее как "... исторический документ, трактующий просто и сжато, почти в протокольном стиле, о фактах победы социализма в СССР... " 2 .

Напротив, в Конституции CCCP 1977 г. (и аналогичным ей Основным законам союзных и автономных республик) законодатель возвратился к широкому использованию идеологически коннотированной терминологии, к приему снабжения Конституции обширной преамбулой, в которой содержались положения лозунгового типа. Объяснение такому повороту (с точки зрения юридической техники, безусловно, регрессивного характера) можно найти в записке ЦК КПСС о разработке проекта Конституции СССР, относящейся к началу 60-х гг. B документе, в частности, говорится: «В свое время Сталин, обосновывая проект Конституции 1936 r., говорил о коренном различии между Конституцией и Программой партии, что Конституция отражает то, что добыто и завоевано, а программы провозглашают то, что

1 История государства и права СССР. Ч. II. История советского государства и права / Под ред. А.И. Денисова. M.. 1947. С. 181.

2 Цит. по: История государства и права CCCP / Под ред. А.И. Денисова. Ч. II. С. 187.

но, а программы провозглашают то, что предстоит сделать. Этот взгляд нельзя признать правильным. Между Конституцией Советского государства и Программой КПСС не может и не должно быть такого разрыва. Фиксируя достигнутые народом завоевания, Конституция одновременно должна показывать и перспективу развития социалистического общества и государства к бесклассовому коммунистическому обществу» .

Очевидно, что сосуществование отмеченных тенденций объяснялось доктринальным подходом к понятию закона, утвердившемуся в советской правовой науке. Закон (а в особенности - Основной закон, Конституция) расценивался не только как собственно юридический, но и как идеологический документ, призванный не только устанавливать, изменять, отменять нормы права, но и, будучи непосредственным выразителем воли господствующего класса, отражать определенные идеи философско-идеологического характера. Известно, что такой подход к проблеме формы и содержания нормативного акта в социалистическом государстве был сформулирован еще В.И. Лениным. "В 1919 году В.И. Ленин охарактеризовал декреты Советской власти как ее призывы к массам, как инструкции, зовущие к массовому практическому делу. В.И. Ленин признавал, что в декретах, изданных в условиях гражданской войны, было много такого, что в то время не могло быть осуществлено; однако

декреты учили миллионы людей, прислушивавшихся к голосу Советской вла-

сти, делать практические шаги в строительстве новой жизни" . Позже обоснование необходимости идеологической и пропагандистской коннотированно- сти законов получило свое дальнейшее развитие в работах многих теоретиков государства и права, специалистов по государственному праву и советскому строительству. Возникло (в рамках науки советского государственного права) учение о «правовых состояниях» - особого вида «правоотношениях», возникающих в результате действия деклараций и принципов, содержащихся в текстах нормативных актов, являющихся источниками государственного (конституционного) права .

Вообще же, некоторые современные авторы, анализируя законодательство Китая, доказывают (очевидно, справедливо), что смешение в одном документе юридических предписаний и политико-идологических деклараций - есть черта, присущая в целом социалистическому праву 2 . Пользуясь терминологией юридической компаративистики, можно сказать, что такого рода смешение представляет собою стилевое отличие социалистической правовой системы. K аналогичному выводу приходят и крупные немецкие специалисты по сравнительному правоведению К. Цвайгерт и X. Кётц .

Так, Постановление Верховного Совета РСФСР от 26.10.1960 г. "О состоянии и мерах по улучшению культурного обслуживания сельского населения РСФСР" показывает, что в тексте документа имеется семь прямых ссылок на разного рода партийные документы фешения XX и XXI съездов КПСС, декабрьского (1959 г.) Пленума ЦК КПСС), а также на выступления H.C. Хрущева.

При этом необходимо отметить, что в отечественном учении о юридической технике начиная с 60-х гг. XX века все более последовательно начинает утверждаться принцип недопустимости использования декларативных, лозунговых норм, положений политико-идеологического характера и коннотиро- ванной терминологии в текущем законодательстве, в иных нормативных правовых актах более низкой юридической силы. Появляются призывы дифференцировать использование тех или иных лексико-стилистических средств языка правовых актов в зависимости от предмета регулирования конкретного акта и сферы его действия по кругу лиц. Например, в 1967 г. A.A. Ушаков писал: "Чем ближе содержание того или иного закона к темам, идеям, проблемам повседневной жизни, тем язык закона проще, непринужденнее, ближе к разговорному языку. И, наоборот, чем дальше его содержание от тем повседневной жизни, от ее злободневных вопросов, тем сложнее становится закон" . B этот же период некоторые отечественные исследователи (A.C. Пиголкин) впервые выступают с критикой в адрес установок на чрезмерное упрощение языка нормативных актов, имевших место в 20-30-х гг. Можно констатировать, что со второй половины 50-х гг. прошлого столетия тенденция к перегруженности советских нормативных и, в частности, законодательных актов идеологической, политической и иной коннотированной лексикой постепенно идет на убыль. Роль общественно-политического вектора конкретного законодательного акта все чаще играет его преамбула.

K особенностям преамбул многих законодательных актов CCCP и союзных республик 50-80-х гг. следует отнести, во-первых, их обширность, во- вторых, насыщенность общественно-политической лексикой, в-третьих, стиль изложения, стоящий ближе к публицистическому, а иногда и научному, нежели официально-деловому.

B частности, Конституция CCCP 1977 r., в отличие от предшествовавшей ей Конституции 1936 r., снабжена обширной преамбулой, начинающейся словами: "Великая Октябрьская социалистическая революция, совершенная рабочими и крестьянами России под руководством Коммунистической партии во главе с В.И. Лениным, свергла власть капиталистов и помещиков, разбила оковы угнетения, установила диктатуру пролетариата и создала Советское государство - государство нового типа...". B преамбуле Основ законодательства Союза CCP и союзных республик "О народном образовании" (утверждены За-

коном CCCP от 19.07.1973 г. ), в частности, говорилось: "На современном этапе важнейшее значение приобретают повышение качества обучения и воспитания, формирование коммунистического мировоззрения, коренное улучшение подготовки молодого поколения к труду, постепенное введение в стране всеобщего профессионального образования...". B преамбуле Закона CCCP от ф 20.09. 1972 г. "О статусе депутатов Советов депутатов трудящихся" содержа

лось следующее утверждение: "Быть депутатом - высокая честь и большая ответственность. Народ возлагает на депутатов важные государственные и общественные обязанности. Долг депутатов отдавать все силы и знания делу строительства коммунизма, всемерно способствовать дальнейшему укреплению союза рабочего класса и колхозного крестьянства, дружбы и братства народов CCCP...". Показателен и пример Закона CCCP от 31.03. 1958 г. "О дальнейшем развитии колхозного строя и реорганизации машинно-тракторных станций" , ^ преамбула которого по объему превосходит нормативную часть более чем в

двараза. C другой стороны, большое количество законодательных актов рассматриваемого периода вообще не имело преамбул либо преамбулы их содержали только указание на цель принятия данного акта или ссылку на нормативный документ более высокой юридической силы, во исполнение которого был принят предваряемый преамбулой акт.

Очевидно, что наличие или отсутствие у нормативного акта преамбулы, а также содержание и объемы преамбулы зависели от общественной значимости конкретного документа, регулируемых им отношений и круга лиц, которому он - прямо или косвенно - был адресован. Некоторые крайне важные для * государственного и общественного устройства законодательные акты преам

булами наделены не были, поскольку фактически адресовались не всем и каждому, а лишь тем сравнительно немногим лицам, которые непосредственно участвовали в регулируемых такими актами отношениях и в дополнительных разъяснениях относительно целей принятия акта не нуждались. По-видимому, в силу этих обстоятельств, преамбулы отсутствовали у таких значимых актов как Указа Президиума Верховного Совета CCCP от 13.03. 1954 г. "Об образовании Комитета государственной безопасности при Совете Министров CCCP" , Постановления Верховного Совета CCCP от 25.07.1974 г. "Об утвер-

ждении регламента заседания Верховного Совета СССР" ; Закона CCCP от 30.10.1959 г. "О бюджетных правах Союза CCP и союзных республик" и т.д. Данное предположение подтверждается и доктриной советского периода, "...важно снабжать нормативные акты преамбулой, особенно в тех случаях, когда акт касается широкого круга субъектов права, регулирует наиболее общие вопросы государственной, хозяйственной или культурной жизни нашей

страны... .

По мере деидеологизации общественной жизни в CCCP (вторая пол. 80-х - 1991 гг.) преамбулы нормативных актов постепенно утрачивают свои идеологическую и агитационную функции, их положения сосредоточиваются преимущественно на целях принятия конкретного закона и предмете его регулирования. B частности, Закон CCCP от 03.07.1991 г. № 2295-1 "О порядке перемены гражданами CCCP фамилий, имен и отчеств" в качестве преамбулы содержит всего одну фразу: "В целях расширения гражданских прав, установления гарантий их эффективного осуществления, а также учитывая многочисленные обращения граждан по вопросу перемены фамилий, имен и отчеств, Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик постановляет:.." . Характерной технико-юридической чертой законодательства Советского периода следует признать прием воспроизведения нормативных предписаний, содержащихся в одном акте, в тексте другого акта меньшей юридической силы 1 .

Этот прием применялся законодателем в случаях:

Инкорпорации одного нормативного акта в текст другого (например, воспроизведение текстов Декларации и Договора об образовании CCCP в тексте Конституции CCCP 1924 r.);

Принятия союзными или автономными республиками собственных нормативных актов на основании нормативных актов Союза CCP (так, диспозиция ст. 71 УК РСФСР 1960 r., которой устанавливалась ответственность за "пропаганду войны, в какой бы форме она ни велась", фактически воспроизводит норму, содержащуюся в ст. 1 Закона CCCP от 12.03. 1951 г. "О защите ми-

Принятия (издания) подзаконного нормативного акта на основании законодательного акта либо законодательного акта на основании Конституции (в частности, ст. 1 Закона CCCP от 19.08.1938 г. "О гражданстве Союза Советских Социалистических Республик" 3 целиком воспроизводит положения ст. 21 Конституции CCCP 1936 r.).

Чрезмерное увлечение приемом воспроизведения нормативных положений приводило нередко к перегруженности законодательных актов, к семантической и лексической избыточности многих документов. Поэтому многие исследователи призывали к необходимости сокращения случаев прямого и буквального воспроизведения текстов одних положений в текстах других, заменяя их отсылочными и бланкетными нормами. Например, A.C. Пиголкин в 1968 г. отмечал: "Требование краткости... диктует необходимость максимально сокращать неоправданные повторения отдельных фраз и целых норматив- " См.: Законодательнаятехника/Подред. Ю.А. Тихомирова. С. 233.

2 См.: Ведомости Верховного Совета СССР. 1951. № 5.

3 См.: Там же. 1938. № 11.

ных предписаний, сформулированных как в том же нормативном акте, так и в других" .

K сожалению, законодательство советского периода характеризуется не- доработанностью проблемы аутентичных определений понятий, используемых в том или ином законе. Конечно, нормы-дефиниции существовали, и их было не мало. С.И. Перетерский выделял четыре основных приема определений понятий в тексте законов: 1) помещение определения в примечании; 2) помещение определения в основной текст статьи с приведением определяемого термина в скобках; 3) помещения определения в виде вводного предложения, присоединенного к термину посредством слов "то есть"; 4) развернутое определение, представляющее самостоятельное предложение и занимающее отдельную часть статьи . B настоящее время оптимальным признается именно четвертый способ, когда основные термины, употребленные в тексте законодательного акта, дефинируются с помощью развернутых определений, помещенных в отдельную статью. Законодатель советского периода использовал преимущественно три первых способа. Четвертый способ в своем завершенном виде был использован, пожалуй, только в УПК РСФСР 1960 r., в котором содержится ст. 34 - "Разъяснения некоторых наименований, содержащихся в настоящем Кодексе", посвященная аутентичному определению ключевых понятий уголовно-процессуального права ("суд", "кассационная инстанция", "следователь", "приговор" и т.д.).

K технико-юридическим недочетам многих нормативных актов рассматриваемого периода следует отнести и помещение нормативных и ненормативных положений в текст одного документа. Справедливо мнение, согласно которому в законодательных актах наиболее высокой юридической силы - Кон-

ституции и текущих законах подобное смешение не встречалось. Ho оно наблюдалось в нормативных актах более низкой юридической силы - например, в постановлениях Верховных Советов разных уровней, актах союзного и республиканских Совминов и т.д. B качестве примера можно рассмотреть Постановление Верховного Совета CCCP от 10.04.1990 г. № 1420-1 "О неотложных мерах по улучшению положения женщин, охране материнства и детства, укреплению семьи" , в котором наряду с положениями нормативного характера (об определении размера государственного пособия по уходу за ребенком, о льготах для детей-сирот) содержатся и положения правоприменительного характера, конкретные поручения Совету Министров СССР, республиканским Совми- нам, ВЦСПС о мерах по реализации данного Постановления.

Распространенность указанной ошибки породила широкую отрицательную практику издания акта, содержащего одну-две правовые нормы среди множественных положений ненормативного характера. Такие акты в целом, как правило, не воспринимались издавшими их органами как нормативные и не подвергались учету в данном качестве, что значительно затрудняло их использование.

Заголовки законодательных и иных нормативных актов периода существования CCCP можно подразделить на несколько категорий, в зависимости от предмета регулирования акта, предваряемого соответствующим заголовком : 1) заголовки актов, регулирующих определенную сферу общественных отношений целиком или практически целиком (Закон CCCP "О государственном нотариате", Положение "О Верховном Суде СССР" и т.д.), 2) заголовки актов, которыми устанавливается или изменяется какая-либо процедура (такие заголовки содержат в себе обороты "О порядке...", "Об изменении порядка..."), 3) заголовки актов, которыми предусматриваются мероприятия, направленные на улучшение ситуации, сложившейся в той или иной сфере общественной или хозяйственной жизни ("Об улучшении...", "О развитии...", "О дальнейшем

улучшении...", "О ситуации..." и т.д.), 4) заголовки актов об утверждении, введении в действие или отмене, прекращении действия, изменении каких- либо других актов.

Заголовки большинства законодательных актов, принимавшихся в СССР, соответствовали требованиям информативности и лаконичности. Однако заголовки некоторых документов были чересчур громоздкими, объемными, что подвергалось заслуженной критике со стороны ученых-юристов. Следует здесь заметить, что еще Правила изложения законопроектов 1913 г. предостерегали от чрезмерно объемных заголовков нормативных актов. B п. 3 данных Правил говорилось: "В заголовках законопроектов излагать в возможно ясном, но кратком виде существо законопроектов, упоминая преимущественно о вновь вводимых мерах, а не об отменяемых".

Язык и терминология законодательных актов советского периода находились в состоянии постепенного и неуклонного совершенствования, эволюционируя при этом в сторону усложнения. Сложность используемой в тексте нормативного акта терминологии зависела от юридической силы каждого конкретного акта, предмета его регулирования и сферы действия по кругу лиц. Терминология правовых актов заимствовалась из нескольких источников: во- первых, собственно юридические термины, издавна употребляющиеся в языке правовых документов ("иск", "прокурор" "кассация" и т.д.), во-вторых, термины правовой доктрины, переносимые разработчиками в действующее законодательство (например, термин "делькредере" в ч. 2 ст. 411 ГК РСФСР 1964 г.), в-третьих, термины, образованные от производственных жаргонизмов ("пошив", "посев", "вентилирование" и т.п. ), в-четвертых, т.н. "технические термины", т.е. заимствованные из терминологических систем иных, неюридических наук (например, термин "эпизоотия" в ст. 101 КоАП РСФСР), в- четвертых, термины иностранного происхождения, включаемые в терминологический аппарат советских правовых актов в случаях возникновения какого- либо нового института права, ранее неизвестного советской правовой системе (например, термин "лизинговые операции" в п. "м" ч. 1 ст. 5 Закона РСФСР от 02.12. 1990 г. "О банках и банковской деятельности в РСФСР" ).

Законодатель советского периода стремился придерживаться современных ему норм литературной письменной речи. Однако иногда в текстах законодательных актов использовались отдельные лексические элементы просторечия ("промотание" [в значении: "растрата"], "просушка" и т.д.) и, напротив, высокой поэтической речи ("тяготы и лишения военной службы", "свято и нерушимо соблюдать советские законы" и т.д.).

Синтаксис законодательных текстов советского периода был довольно сложным. По данным B.B. Мартыненко, проанализировавшего тексты конституционного законодательства CCCP на предмет выявления характерных особенностей модально-временной организации предложений, простые неосложненные предложения составляют в этих текстах 45% от общего числа конструкций; моносубъектные полипредикативные предложения на основе сочинительной связи составляют 17,2%, предложения с инфинитивными оборотами - 10,4%, сложноподчиненные - 8,9%, бессоюзные сложные - 9,1%, усложненные сложные - 8,l% . Таким образом, простые предложения составляют менее половины от общего количества синтаксических конструкций, употребляемых в текстах законодательных актов.

Нередко следствием усложненности синтаксической организации предложений было ухудшение их прагматических свойств, неоправданное увеличение объема пропозиционных конструкций. Так, П. Верховский еще в 1929 г. выступил с критикой синтаксической конструкции одной из правовых норм (§ 1 Постановления ВЦИК и CHK РСФСР от 14.11. 1927 г. "О мерах содействия рабочему движению"), текст которой состоял из 99 слов .

По мере совершенствования юридической техники советский законодатель все чаще стал обращаться к приему парцелляции, когда одна правовая норма выражается при помощи не одного, а нескольких предложений в границах одной рубрикационной единицы текста. Например, в большинстве текстов Основ законодательства Союза CCP и республик и республиканских кодексов, принятых в период второй масштабной кодификации отечественного законодательства в 60-70-х гг., прием парцелляции практикуется весьма активно, за счет чего удается добиться положительного прагматического эффекта. Так, в ст. 155 Кодекса о браке и семье РСФСР 1969 г. говорилось: «Супруг, желающий, чтобы ему была присвоена добрачная фамилия, должен заявить об этом в органах записи актов гражданского состояния при регистрации расторжения брака. O присвоении супругу добрачной фамилии органы записи актов гражданского состояния производят соответствующую запись».

B советский период развития законодательства появляется (в основном, на уровне подзаконного нормотворчества) ряд актов, которыми устанавливались отдельные правила и приемы технико-юридического характера, а также порядок опубликования, вступления в силу нормативных актов. K числу таких актов следует отнести следующие:

Постановление ВЦИК РСФСР 1923 г. "О порядке изменения кодексов, утвержденных ВЦИК" ;

Постановление ВЦИК и CHK РСФСР от 20.09.1926 г. "О порядке внесе-

ния вопросов в верховные органы Союза ССР" ;

Постановление ЦИК и CHK CCCP от 08.05.1929 г. "О порядке издания ведомственных распоряжений по применению постановлений ЦИК, CHK CCCP и CTO" ;

Постановление ВЦИК и CHK РСФСР от 29.07.1929 г. "О работе по ко-

дификации законодательства РСФСР" ,

Ш а также ряд других актов.

C сожалением следует констатировать, что в советский период так и не была решена задача принятия "закона о законах", т.е. законодательного акта, которым бы особо регулировался порядок разработки и оформления нормативных актов, хотя среди правоведов необходимость принятия такого закона уже в то время была отмечена неоднократно.

Необходимость законодательного урегулирования правотворческого процесса в высших органах государственной власти была тем более очевид- ^ ной, что цель повышения роли закона как акта высшей юридической силы и

прямого действия, регулярно и обоснованно обсуждавшаяся в литературе, вряд ли достижима без существенного повышения качества формы законодательных актов. Поэтому предложения об унификации и придании обязательного характера основным правилам законодательной техники начали высказываться отечественными специалистами (в частности, Д.А. Керимовым, A.C. Пиголки- ным, C.B. Полениной, Ю.А. Тихомировым) еще в 60-х гг. XX столетия, тем более, что во многих социалистических странах (Болгария, ВНР, ПНР и др.), не говоря уже о странах Запада, акты подобного содержания имелись.

Подводя итоги сказанному в настоящей главе, сформулируем краткие выводы.

B истории отечественной юридической техники выделяются четыре основных этапа, обусловленных объективными процессами развития отечественного государства и права, иными факторами базисного и надстроечного характера.

Российской юридической технике, рассматриваемой в историческом ракурсе, в целом свойственна не революционная, а эволюционная парадигма развития. Каждый из последующих этапов вбирал в себя элементы предыдущего, совершенствуя их. Отличительной особенностью отечественной юридической техники следует считать принцип преемственности использования техникоюридических элементов.

Используемые отечественным законодателем технико-юридические элементы обнаруживают устойчивую тенденцию к усложнению, несмотря на предпринимавшиеся иногда попытки их искусственного упрощения. При этом внимание, уделяемое при законотворчестве проблемам юридической техники и качества формы акта, находится в прямой зависимости от господствующего представления о роли права в регулировании общественных отношений в рамках существующей формы государства.

Российская технико-юридическая традиция характеризуется оригинальностью. Испытывая, безусловно, порой довольно значительное влияние технико-юридических традиций стран (особенно на втором и третьем этапах), она неизменно базировалась на уникальном национальном опыте. B свою очередь, отечественная традиция юридической техники оказала существенное влияние на формирование технико-юридической школы в постсоветских государствах.

В этот период больше говорили о ЗТ, хотя данным понятием охватывались не только требования, предъявляемые к НПА, но и к правовым актам. Особенности ЮТ советского периода: 1)воспроизведение нормативных предписаний (на республиканском уровне воспринимали положения общесоюзного законодательства, развивая и уточняя их). 2)для основных Кодексов и текущих законов характерны были сложные статьи, в кот. соединялись нормативные положения общего характера и ненормативные. 3)в целях экономии объема и единообразия изложения нормативного материала, статьи содержали не одно, нормативное предписание, а несколько (до 5 -8 норм.положений). 4)Характерно специальный прием ЮТ- конструкции, т.е.образцы или типовые схемы, в которые обликаются нормативные предписания (например, состав преступления). 5)выделение общей части в кодифицированных НА, причем при составлении статей Обшей ч.использовали прием "отсылки". Все нормативные предписания Общей ч. распространялись на все статьи Особ.ч., представляя собой единое целое и действовали в единстве. Работы: Керимова,Толстого, Пиголкина, Ковачева и др.

1. 13. Место теории государства и права в системе общественных и юридических наук.
2. 4. Юридическая техника в советский период, ее особенность.
3. 4). История формирования теоретических представлений о юридической технике.